В такое счастье я все же не верил. Оно может осуществиться только тогда, когда Сталин умрет или его умрут.
После часового отдыха походным порядком мы двинулись к Байдаевску. Охрана наша состояла из двух человек и то без винтовок.
Только теперь мы почувствовали себя до некоторой степени свободными. Свободной грудью вдыхали в себя свежий весенний воздух. Солнце приятно ласкало нас своими теплыми лучами. Даль степная манит заключенного к себе, вызывая неисполнимые желания. Придорожные кусты мирно стоят, отдыхая от шалуна ветерка, который где то загулялся за пригорками. Как приятно, как хорошо идти свободно, идти без ненавистных вооруженных конвоиров.
Вся природа кажется таком милой и приятной, что не хотелось бы с ною расставаться, но всему приходит край. Вдали уже показалась Байлаевка. Шаг за шагом приближаемся к ней. Вот и она. Как не хотелось бы входить в эту деревню, которая, как нам говорили, наполнена сторонниками Сов-власти. Как хотелось бы остаться в поле, подобно свободному ветру, но охранники нас ведут в деревню. Вошли мы в грязные и пустые улицы деревни Байдаевки. Тротуаров нигде не видно. В центре деревни стоит угрюмая деревянная церковь со скворешницой вместо креста. Церковь приспособлена под какой то склад. Тяжело смотреть на это кощунство.
Проходим через Байдаевку и идем на деревню Загряновку, которая находится в 3–4 км., от Байдарвки. Зыряновка расположена под довольно высоким выступом, который кажется огромной стеной котлована. Над выступом раскинулась беспредельная сибирская степь.
Спешить мы не спешили, но все же, как мне показалось, пришли очень быстро к знакомым нам заборам и воротам с проходной.
После небольших Формальностей лагерная охрана открыла ворота и мы вошли в интернациональный лагерь. Здесь были размещены по-батальонно: поляки, венгры, немцы и мы офицеры (русские и казачьи старой и новой эмиграции. Отвели нам бараки.
Разместились и началась старая наша лагерная жизнь на новом месте, полная невзгод, лишений и приключений. Как я уже сказал, что состав заключенных был интернациональный. Введена была чисто военная муштра. Вечером после работ все должны были заниматься маршировкой, каждый батальон отдельно и с песнями на своем языке,
И вот из-за неприглядных и высоких заборов неслись на сибирские просторы разноголосые и разноязычные команды и песни, большинство которых не были понятны местному населению. Шаг отбивался ослабевшими ногами очень слабо. Из гортаной неслись едва слышные звуки а потому песни не были Соевыми, как когда-то удалых песен, а что то непонятное и получалось, что вместо «ура» вылетало «караул».