Оперуполномоченные были лучше, более человечные, но их доброта была скована и сокращена другими начальниками. Так в одном лагерном отделении оперуполномоченный ст. лейтенант тайно подкармливал несчастных заключенных посылая хлеб, через свою жену, голодающим. Очень многие лагерники на всю жизнь сохранили в своей душе благодарность ему и его жене.
Его добрые дела никогда не забудутся. Он, видя мучения людей, переживал с ними их муки, страдал душой за них и однажды его нашли застрелившимся.
Но таких добрых людей были единицы.
Еще не рассвело как следует, а звон «сталинских колоколов» /подвесных кусков рельс/, оглушая окрестность, врывается в бараки и беспощадно бьет по барабанным перепонкам еще спящих лагерников, возвещая, что день начинается.
Лагерники шлют «звонарю» и всем*, советскому верховному аппарату бесконечные чистосердечные проклятия и наихудшие пожелания, какие только может человек во время гнева припомнить.
В брюках и одних рубахах бегут они к умывальнику, чтобы захватить один из 20-ти «сосков», чтобы поскорее умыться и бежать обратно в теплый барак. Вода, охлажденная сибирской холодной ночью, колет кожу лица, но это не беда — скорее умоешься!
Первая партия кончает умываться и подбегает вторая. — Сюда, сюда! здесь вода теплее, — кричат шутники. Находятся чудаки, которые и на самом деле думают, что там вода теплее и, подставив руки под холодную струю, ругаются, а остальная братия, довольная, хохочет.
Умывание кончено. Ждем завтрака. Сидим как на иголках. Пустые желудки не дают покоя, напоминая о себе все время. Глаза всех обращены к двери — не идет ли дежурный. Не успел он еще войти в барак и крикнуть: «Бригада, на завтрак!», как часть бригады уже несется «наметом» к столовой.
Но после был установлен другой порядок: было приказано бригадам идти в столовую только в колонне по-два. Вся эта «руля» врывается в столовую и, не отрывая глаз от окна выдачи пищи, занимает столы с Х-образными ножками и досками, прибитыми сверху, и подвижными длинными /по длине стола/ скамейками.
Раньше все подходили в затылок и каждый получал для себя, но потом это отменили и выбирался раздатчик, который получал по 200 грамм хлеба на завтрак, раздавал его, а потом получал пищу и разносил ее по столам.
На завтрак полагалось 500 граммов баланды /жидкий суп/ и около 150 гр. каши. С жадностью все это проглатывалось и, не вполне утоливши голод, заключенные с завистью всматриваются в счастливчика, которому кто-то, по какой либо, причине не съедавший своей порции, передает свои остатки.