— Дядя Саша, а почему Чайка без глаза? — спрашивали дети пастуха.
На самом деле его имя было Санжа, но в деревне его переименовали.
— А потому, что кончается на «у»!
— Ну скажите!
— А ей в лесу лешак привиделся, вот она и понесла, да на сучья.
— Скажите про блохастого жеребенка, как вы там всегда говорили!
— Хун болохо багахаа? Это означает: «Аргамак уже в жеребенке виден, хороший человек с детства сказывается». Так у нас дома говорят.
Ветер рвет грудь и воет в ушах! Облака взорванных копытами цветов и трав ковром пестрят перед глазами. На горизонте, там, за небом, живет зовущая к себе свобода. Рукой до нее подать. Ручей, овраг, горка, низинка, лесок, еще ручей. Голова у лошади повернута в сторону, но галоп ровный. Это она одним глазом дорогу смотрит. Через час Чайка жует соленый хлеб, моргая розовым веком, где у нее всегда мошкары полно и слез, и яростно хлещет хвостом слепней. Ватник на ней под седлом сырой от пота.
Дядя Саша выкатит бабуле прокламацию, и та всучит ему втихаря от деда рупь. Пастух сгребет его своей узловатой черной лапой в недра необъятных засаленных, когда-то серых, а теперь черных штанов-галифе с заплатками на коленях и на радостях тут же пропьет. Картуз его, с треснутым посередине лаковым козырьком, сдвинут, как и он сам когда пьяный — набок, сапоги — хромовые и тоже растрескавшиеся — при походке скрипят, за голенищем — ложка и смятые деньги. Сегодня он не гоняется, не пасет, так что во всем парадном, можно сказать. Бабушка сует ему бутерброды и соленых огурцов с собой.
— Я тебе еще залезу на лошадь! — грозит бабушка пальцем. — Пей молока ну-ка стакан парного. Пока не выпьешь, гулять не пущу, хватит. Убьется на этих лошадях!
Стаканом она называет огромную дедову пол-литровую кружку.
— Не буду, меня от него тошнит. Оно теплое. — Глеб пытается саботировать мероприятие и жалеет, что не может нагнать на лицо зелень.
— Не боися. От молока еще никто не помирал. Свое молочко, чистенькое, свеженькое, добренькое.
— А я люблю в бутылках, с зелеными крышками, а это мне жирное.
— А я повторяю, что свою синюю воду будешь у матки с батькой в городе пить. Это здоровье, балда! Пей!
— Не могу. Оно пахнет!
— Чем? Ври, да не завирайся!
— Коровой вонючей. Козой!
— Мандой! — Бабушка замахивалась, но могла и хлобыстнуть сгоряча, если что. — Ну и сиди, пока не надоест.
— У меня с вашего молока понос!
— Вот и хорошо, промоет хоть все.
На бабушку никакие аргументы не действовали.
— Не быть тебе космонастом Гагариным, не летать тебе на ракете в космос с собаками! — дразнил его дед.