Мама считала, что иметь велосипед — опасное занятие, и он, погрустив, отказывался от велосипеда. Ему не позволялось играть в слишком активные игры — он мог ушибиться. Он никогда не был в пионерском лагере из-за того, что там слишком грубые нравы, не ходил со сверстниками в походы. Он оправдывал привязанность матери к себе ее несчастьями в жизни с отцом, человеком хорошим по большому счету, но вспыльчивым, иногда мстительным, пугающе экспрессивным и замкнутым.
— Я не могу приходить домой поздно, — говорил он товарищам, зазывающим его еще побегать во дворе.
Она не замечала, что заполняла собственную пустоту его присутствием. Он старался быть хорошим, как мог, но это все равно плохо получалось. В одиннадцать лет у него развился нервный тик на правом глазу, который долго не проходил. В двенадцать ему поставили диагноз неврастения.
— Он очень у меня раним, — всегда считала Вероника Петровна, но это не мешало ей ранить его.
— Что это значит, Лев Валерьянович?
— Болезненное перенапряжение психофизиологических возможностей. Скорее всего, он не в силах соответствовать вашим завышенным требованиям и заранее считает себя не способным справиться с любыми предстоящими трудностями. Он хочет сопротивляться подчинению, но боится. Он чувствует, что таким, каким он является на самом деле, он вам не нужен, но и другой, тот, кем он пытается стать ради вас, не получает поддержки.
— Что вы такое говорите? Мальчик все получает, его любят больше, чем кого бы то ни было!
— Я не об этом сейчас.
— У него красивая дорогая одежда, он хорошо питается, у него настольных игр одних на две мои зарплаты.
— Это понятно. Настольные игры — лучший подарок для аутистов… Я тут хотел спросить, желанный ли он ребенок, но передумал. Каким образом мне можно переговорить с вашим мужем?
— Никаким. Он к вам не пойдет.
— Вечерами он дома? Я позвоню ему вечером. Понимаете, детский невроз — индикатор ваших семейных отношений. Ничего другого тут нет, увы. Первопричина в вас. Ему не хватает вашей любви.
— Не хватает любви? Не хватает любви? Вы шутите?
— Тебя как зовут? — спросил Глеб, прищурясь.
— Сережа.
— Сережа? Что-то рожа у тебя какая-то подозрительно знакомая. Такие рожи въедаются в память. У тебя тут кто?
— Бабушка живет.
— Ты здесь совсем маленьким бывал?
— Бывал.
— Сыграем в сифу?
— Чево?
— Иди объясню. — Глеб крутил в одной руке дротик. — Не жди, пока гора придет к Магомету.
Сережа медленно подошел. Глеб со всей силы, какая накопилась в нем и толчками готова была выскочить, пульсируя, ища выхода, двинул Сереже кулаком в ухо. Тот присел и схватился руками за голову.