— Ладно, — нетерпеливо вмешался Джентри, — вернемся к делу, Кэннон. У меня нет ни малейшего желания проводить с вами весь день своей свадьбы.
Бывший судья усмехнулся:
— Хорошо, я буду краток. С тех пор как вы стали служить на Боу-стрит, сэр Грант держал меня в курсе ваших успехов, сообщал об участии в расследованиях, рейдах пеших патрулей, погонях, в которых вы рисковали жизнью. Но только после пожара в доме Бартаса я понял, насколько вы изменились.
— Я ничуть не изменился, — настороженно возразил Джентри.
— Вы научились ценить жизнь других людей, а не только свою собственную, — объяснил сэр Росс. — Вы выдержали испытание, которое я предложил вам три года назад, и внесли свой вклад в укрепление общественного порядка. А теперь еще и женились. Любопытно: именно на такой девушке вы могли бы жениться, если бы не лишились титула и положения в обществе по воле обстоятельств.
Джентри прищурился:
— На титул мне плевать! Бог свидетель, он мне ни к чему.
Сэр Росс вертел в руках ложку, сохраняя на лице выражение шахматиста в разгар длинной партии.
— Вы так и не поняли, в чем заключается особенность вашего титула. Он принадлежит вам — не важно, хотите вы этого или нет. Титул не исчезает просто потому, что кто-то предпочел игнорировать его.
— Но титул может исчезнуть, если его обладатель станет другим человеком.
— Так не бывает, — возразил сэр Росс. — Настоящий Ник Джентри умер четырнадцать лет назад. Вы лорд Сидней.
— Об этом никто не знает.
— Значит, пора принять меры, — спокойно отозвался сэр Росс.
Джентри замер, пытаясь осмыслить его слова.
— Что это значит, черт возьми?
— После длительных размышлений я решил начать процесс возврата титула от вашего имени. Недавно я объяснил вашу ситуацию секретарю лорд-канцлера. Я не только заверил его, что вы и есть пропавший без вести лорд Сидней, но и подтвердил, что вы имеете прочное финансовое положение. Примерно через две недели секретарь издаст предписание, призывающее вас в палату лордов. После этого я представлю вас обществу как лорда Сиднея на балу в вашу честь.
Джентри вскочил так порывисто, что с грохотом опрокинул стул.
— Подите к черту, Кэннон!
Эта вспышка ошеломила Лотти: Джентри воспринял слова Кэннона как угрозу для собственной жизни. Но опасность, которую он почуял, была не физической, из тех, к каким он давно привык, а неосязаемой, невидимой… Казалось, ему грозит тюрьма, откуда невозможно сбежать.
Лотти разглядела отчаяние под его каменной маской, почувствовала, как он тщетно ищет пути выхода из создавшегося положения.
— Я намерен все отрицать, — заявил Джентри.