Его отец подарил мне с душой. Он тоже любил животных, как и я. Как и Сергей, как и его родители. Только мама моя его не любила. Она вообще никого не любила. Даже своих любовников. Она просто спала с ними, коротала время в отсутствии отца. По сути, она любила только себя, хотя и эта любовь мне казалась призрачной. Она – несчастная женщина, которая не знает себе цену, не знает любви матери к ребенку, и мою не принимала, как и любовь отца не воспринимала всерьез. А отец ее любил.
Что ни говори, мать у меня видная женщина. Младше отца на десять лет. У нее от природы белокурые волосы, светлые глаза, великолепная фигура, за которой она тщательно следила. Вкус в одежде тоже имелся. Он у нее врожденный. Видимо, мне он передался от нее. Только пользовалась я им, вкусом, когда мне стукнуло восемнадцать, а моя любовь к Сергею самая что ни на есть – настоящая, в двенадцать лет. Это было не просто физическое влечение, нет. В первую очередь – это влечение души к душе, – самой красивой, сильной и независимой.
У каждой женщины есть в жизни мужчина, за которого не просто можно умереть, а хочется умирать. А может, и не у каждой он есть. У моей мамы он был, – это мой отец. Только она этого не оценила. А мой отец полюбил вновь. И его нынешняя жена, еще моложе моей матери. Разница у отца с Тамарой Васильевной пятнадцать лет, но они живут душа в душу. Отец доверил свое сердце еще раз, не боясь, что его могут снова втоптать в грязь. Он – сильный мужчина. И Сергей был чем-то на него похож. Но я полюбила его не за это, а… А разве любят за что-то? Любят просто. Любят душой… сердцем… любят и все.
– Ну, готова, маленькая? – Сергей сел передо мной на корточки и щелкнул указательным пальцем по кончику носа. Он часто так делал: щелкал по носу или просто целовал в нос. Когда я была маленькой, ему нравилось смотреть на меня снизу вверх, часто садясь передо мной на корточки. Он делал это для того, что бы я чувствовала себя высокой. Не в росте, а в подрастающей личности.
– Готова.
– Тогда, идем? – Сергей поднялся на ноги и протянул ладонь, в которую я вложила свою.
Выйдя из больницы, Лир сорвался с места и кинулся ко мне. Как же он подрос!
Я попыталась поднять его на руки, но для меня он был тяжел. Вертелся вокруг ног, прыгал, лаял. Какой же он хороший! Как можно было выбросить такое чудо на улицу?
Я очень часто вспоминала тот момент, когда Лир оказался выброшенным на улицу любовником мамы. Мой песик сидел на мокром асфальте и впитывал грязь в свою белую шерстку, которая вмиг стала запачканной слякотью и холодными каплями дождя. В ту ночь разгуливал ледяной ветер, пронизывающий до костей, каждый раз, толкающий в спину все с новой и новой силой. А Лир сидел и не сопротивлялся.