Не хотелось старому правоверному мусульманину везти дочь в Ташкент.
Имел бы Ахмедбай в Ташкенте свое хозяйство, мастерскую или, на худой конец, бакалейную лавочку на каком-либо из ташкентских базаров, тогда было бы совсем другое дело. Но ведь Ахмедбай, судя по слухам, доходившим до Ширин-Таша, работал в каких-то железнодорожных мастерских. Нет, не хотелось Тургунбаю ехать в Ташкент к брату.
Но приговор врача не оставлял никакой надежды на то, что дочь выздоровеет, если ее оставить дома. И, скрепя сердце, Тургунбай повез в Ташкент свою Турсуной. Единственным утешением для него было то, что прежде Ахмедбай всегда был добрым мусульманином, хотя и не так уж ревностно выполнял предписания ислама.
Встреча братьев после многолетней разлуки была дружественной. Тургунбай с удовлетворением убедился, что его брат-рабочий — не грязный оборванец и не богохульник, каким представлял себе Тургунбай каждого рабочего. Правда, Ахмедбаю приходилось много работать на заводе чтобы прокормиться, хотя семья у него была небольшая: сам да жена. Ахмедбай почти не бывал дома. Даже к часу вечерней молитвы он не приходил домой. Неделю прожил Тургунбай в Ташкенте, но ни разу ему не пришлось помолиться вместе с братом в мечети. Когда же Тургунбай спросил брата, есть ли в железнодорожных мастерских мечеть, Ахмедбай со спокойной усмешкой ответил:
— А как же?! Когда наш азанчи кричит — на полгорода слышно. Каждый день молимся.
Тургунбай не понял иронии и уехал успокоенный. Он был уверен, что оставил дочь в правоверной мусульманской семье.
Около трех лет прожила Турсуной в Ташкенте. Но с полгода тому назад и до Ширин-Таша докатилась весть, что в России произошла революция и что русские рабочие и крестьяне прогнали своего ак-пашу — белого царя. Затем стало известно, что и в Ташкенте начались беспорядки, что рабочие бунтуют. Тургунбай забеспокоился и увез дочь в Ширин-Таш.
Ахрос была прямой противоположностью Турсуной. Старше ее всего на два или три года, Ахрос прожила тяжелую безрадостную юность. Она не знала своих родителей. Да и в Ширин-Таше мало кто помнил хромую Нурию, когда-то батрачившую у богачей Ширин-Таша.
Жизнь батрачки, полная лишений и унижений, для Ахрос с ранних лет стала беспросветной. Девушка ослепла. Ахрос не было и девяти лет, когда тонкая белая пленка, появившаяся на ее глазах еще в младенчестве, окончательно закрыла от девушки солнечный свет.
Беду можно было бы предотвратить, если б за дело взялся опытный врач. Но к какому врачу могла обратиться девушка-батрачка из глухого селения в Туркестане, сотрясаемом первыми, еще отдаленными ударами революции?