Тургунбай и Сеид Гияс просидели за угощением не один час. Солнце уже далеко перевалило за полдень, когда Тургунбай, проводив муллу, сам отнес пищу Турсуной. Девушка по-прежнему лежала в постели, с головой укрывшись одеялом, и ни одним движением не выдала, что заметила приход отца.
Уходя из комнаты дочери, Тургунбай подумал: «Спит. Наревелась и спит. Ничего, одумается и поймет, что отец ей счастья желает». И старик со спокойным сердцем запер двери на тяжелый замок.
Погруженный в глубокую задумчивость, Тургунбай несколько раз обошел двор. Он даже не замечал, что Баймурад, как собака, неотступно следовал за хозяином, готовый на лету подхватить любое его приказание. Сам не зная зачем, Тургунбай вышел за ворота и окинул взглядом улицу. Посредине пыльной дороги стояли Алим-байбача и Мансур-байбача — сыновья старшины Данияра. Заметив вышедшего из ворот Тургунбая, оба лоботряса отошли на несколько шагов и вновь остановились, поглядывая в сторону двора Тургунбая и о чем-то перешептываясь.
Тургунбай мрачно усмехнулся: «Уже узнали про Ахрос. Выслеживают», — сообразил он и спросил Баймурада, стоявшего у него за спиной:
— Где Ахрос?
— Вы ведь разрешили, хозяин, сегодня Джуре работать только до полудня, — громко, с явным расчетом на то, что его слова услышат и байбачи, ответил Баймурад. — Джура уже давно ушел с поля. А слепая кляча сразу же умчалась к нему.
До слуха Тургунбая долетел удаляющийся хохоток Алима и Мансура. Посмотрев им вслед, старик медленно вернулся во двор.
* * *
Турсуной не спала, но и не плакала, когда Тургунбай принес ей обед. Она несколько часов лежала на постели без движения и почти без мыслей. Гнетущее ощущение неотвратимой беды парализовало девушку. Ее воля к сопротивлению была сломлена деспотизмом отца. Утром, когда отец запер ее на замок, Турсуной показалось, что у нее оборвалось сердце. Чувство приближающейся страшной беды тупою болью сковало мозг. Несколько часов прошло в тяжелом, как кошмар, полузабытье.
Звук отпираемого замка вернул Турсуной к действительности. Она снова, как и утром, завернулась с головой в одеяло и замерла. Девушка слышала, как отец вошел в комнату, поставил что-то на столик и вышел медленными шагами. Затем снова лязгнул замок, затихли, удаляясь, шаги отца, и девушка опять осталась одна.
Турсуной выглянула из-под одеяла. На столе на большом подносе лежали дыня, лепешки, изюм и стоял чайник с чаем. Девушка поднялась с постели, подошла к столику и механически взяла в руки нож, чтобы разрезать дыню. Но при одной мысли о еде ей стало противно. Турсуной положила нож обратно на поднос и только тогда заметила, что это не обычный тонкий нож, которым всегда пользовались за столом, а тяжелый, с толстым обушком и остро отточенным узким клинком. «Отец свой нож принес. Ахрос дома нет и отец не нашел простого ножа». Тут же мелькнула мысль, что Ахрос, наверное, сейчас разговаривает с Джурой. Но даже это не оживило Турсуной: «Что может сделать Тимур, даже если и вернется. Раз отец так круто поступил, значит, сегодня или завтра меня уже увезут к ишану».