— Синьор Буотти, — сказал ночной посетитель, прикрывая дверь, — генерал принял решение оказать содействие вашим друзьям. Мне и лейтенанту Бруксону поручено приняться за ченсфильдское дело. Обоих нас в Ченсфильде видели зимой. Поэтому нам, обоим офицерам тайной канцелярии, придется действовать под маской простых слуг. Решено придерживаться рискованного плана, который предложен вашими друзьями, чтобы поймать Грелли и преступного иезуита с поличным… Считаете ли вы, что дочери и сыну Грелли грозит реальная опасность?
— О, мистер Бредд, я вижу в этих молодых людях не детей преступного Грелли, а внуков моего покровителя, графа д'Эльяно. Им обоим несомненно грозит крайняя опасность, ибо только они имеют законное право на венецианское наследство, от которого из страха перед тайным орденом отказался сам Грелли. Иезуиты пустят в ход любые средства, чтобы устранить обоих молодых людей — эту реальную «живую» опасность давно взлелеянным планам ордена.
— Ну что ж, синьор богослов, это все придется проверить. Если наши предположения основательны, промедление опасно. Я отправлюсь в Ченсфильд заранее, Бруксон, мой помощник, — попозже. Он послужит лондонским «гонцом от агента»… Не советую и вам мешкать с выездом на поле сражения, если вы принимаете столь близко к сердцу судьбу детей лжемилорда. Итак, до скорой встречи в Ченсфильде, синьор!
В конце лета, когда яблоки в английских садиках порозовели и стали сладкими, яхта «Южный Крест» вернулась в Лондон. В августе корабль стал на якоре в устье Темзы. Лорд Ченсфильд застал жену и дочь в сборах: миледи пожелала провести конец августа и сентябрь на лоне ченсфильдской природы. Неотложные дела удержали милорда на некоторое время в столице, и леди Эллен отправилась в Ченсфильд в обществе дочери и нескольких слуг.
В Шрусберри, во дворе гостиницы «Северный олень», кареты леди Райленд и ее челяди остановились, чтобы в последний раз переменить лошадей.
В ожидании карет леди Эллен, госпожа Тренборн и мисс Изабелла, проследовали в зал гостиницы. Утро было прохладным; дождевые капли с налета ударяли в оконные стекла и разбивались в пыль. В камине пылал огонь, и какой-то старый господин, очень почтенного вида, похожий на путешествующего иностранца, собственноручно помешивал горящие угли. Увидев трех дам, иностранец церемонно раскланялся и предложил миледи свое место у огня.
Господин оказался старым французским роялистом, нормандским бароном Бернаром де Бриньи, вынужденным покинуть свою страну, где «взбунтовались эти канальи», как барон выразился по адресу французских крестьян. Старый барон направлялся в Бультон для некоторых встреч с роялистами-эмигрантами, нашедшими приют на английском Севере. Он довольно бегло изъяснялся и по-английски. Леди Ченсфильд назвала свое имя, но гость оказался мало осведомленным в аристократической генеалогии островной империи, и благородное имя миледи прозвучало для него, по-видимому, как новое.