— Ты чего в потемках на меня уставился, дед?
— А ты, барин, может, в малолетстве не слыхивал ли, как дедушка твой, генерал от инфантерии, велел мужика своего оброчного, Павку Овчинникова, при всем солнцевском народе розгами выпороть?
— Какой я тебе «барин», старик? Подвыпил ты нынче! Я, дед, уполномоченный Нижегородской чрезвычайной комиссии. Мы — власть рабоче-крестьянская. РСФСР. Понял?
— Этих слов я не разумею, — сказал дед. — Речь я к тому веду, что вы и по нынешнему времени в большие господа вышли… Не обессудьте!
На лице начальника отвердела улыбка. Мигали лампадки, голубая и розовая. Тикали часы-ходики. Гудел в печи зимний ветер. Дед потянул гирьку от часов, положил поклон перед иконами и опять полез в тепло, наверх, где уже улегся на овчине притихший, совсем сбитый с толку Макар Владимирцев.
3
Попадья Серафима Петровна ожидала супруга со всенощной. Отец протоиерей опаздывал — небось Евлогия опять новостей ему припасла.
Забот прибавилось. Случай на реке несколько поколебал прежний педагогический авторитет отца-протоиерея среди крестьян. Вечером было собрание в школе. Елена Кондратьевна осуждала отца Николая вслух, называла его поступок на реке жестоким по отношению к мальчику. Скажите на милость! Сама безбожницей росла, а муж ее — капитан Дементьев — того чище! У него летчики в доме и поселились. Второй день как их нелегкая принесла, а шуму-то, шуму! Нынче утром бочку бензину им из Кинешмы привезли, опять кого-то по воздуху прокатили — не навалятся! Дух, говорят, вон из грудей так сам и выпирает, сердечко к горлышку подкатывает — куда карусели или качели! И самой бы любопытно, да грех-то какой!..
Главный летатель опять на кладбище ходил — хорошо сторожа-пьяницу успели в богадельню отослать еще перед зимней никольщиной…
Стучат… Калитка скрипнула. Верно, сам… Нет, не он: на лыжах кто-то. Уж не из летателей ли, легких на помине? Господи, страх какой!..
В сенях Серафима Петровна не узнала бородатого гостя с котомкой и парой лыж под мышкой. Лыжи и палки прислонил к стене, снял папаху и набожно перекрестился на иконку…
— Забыли меня, Серафима Петровна? Наш Макарушка, верно, спит уже?
Батюшки! Никак подпоручик Стельцов? Вот что может сотворить с красавцем, офицериком-душечкой, один год эдакой окаянной жизни!
Подпоручик обрадовался, что истоплена банька.
Попадья заметалась в хлопотах — ведь ждали только через недельку.
— Сам не надеялся за два дня управиться! Туда и обратно — на воинских эшелонах! А в городе нужных юристов нашел сразу, за час все бумаги получил, по всей форме! Взяли, правда, дороговато, пришлось поиздержаться… Без гроша остался… Ну да недалеко теперь…