И она подвернулась!
Близ устья речки Шиголости появилась лодка бакенщика. Оказалось, что Семен-бакенщик служит в Ярославле, имеет там будку на левом берегу и рыбацкий шалашик на Нижнем острове. Коновальцев упросил принять всех троих на борт, и Семен-бакенщик согласился при условии, что грести помогут, а расчет за провоз будет произведен не керенками, а солью и табаком.
— Ну а как дела-то в Ярославле? — осторожно осведомился в пути Коновальцев.
— Нам, мужикам, в тех делах интересу нету, — хмуро отвечал Семен. — Да вскоре сами увидите, хотя лучше бы вам туда и не соваться. Будем ближе подплывать — пригинайтесь, а то ежли заметят — застрелят. Вон, гроза вроде собирается — она проскользнуть поможет…
В первых сумерках 11 июля перед потрясенными путниками предстал знакомый город в озарении грозовых зарниц, пожаров и артиллерийского огня. С песчаной отмели Нижнего острова трое вновь прибывших с ужасом глядели на пылающий Ярославль. Макаркина мать утирала слезы.
— Говорил вам — чистый Содом и Гоморра! — ворчал бакенщик Семен, перетаскивая пожитки в шалаш, сплетенный из лозняка. — Предупреждал, говорил — а вы все свое! Мол, вези в город!
Борис Сергеевич просто онемел. За шесть суток такие страшные разрушения! Можно ли надеяться, что Николенька жив? А Зуров? Мыслимо ли искать его в таком аду? Коновальцев сразу решил, что соваться самому нельзя.
Макар пошел на мысок отмели с Семеном проверить переметы. В воде, у самого берега, они заметили сучковатое березовое полено, а за ним Макарке почудилось какое-то движение, легкий плеск и бульканье. Не крупная ли раненая рыба?
Семен-бакенщик вошел по колено в воду и ахнул от неожиданности. В следующий миг довелось Макару испытать великое потрясение. Вместе с бакенщиком и матерью стал он оказывать помощь бесчувственному, полумертвому человеку, которого с грехом пополам удалось вытащить из воды…
Часа два спустя бакенщик Семен уложил в лодку свежий улов стерлядок, а Макарка напялил на себя Семенову брезентовую куртку, поглубже спрятал в кармане записку Коновальцева, адресованную Зурову, и под черной грозовой тучей пустился на лодке к правому берегу, озаренному пожарами и орудийными залпами… Мать Макара до тех пор слала сыну вслед благословения и крестные знамения, пока лодочка не потерялась из виду в предгрозовой мгле.
3
С того часа, когда партия арестантов из города попала на борт плавучей тюрьмы, паром приставал к барже еще дважды, высаживая новых арестантов, но ни разу заключенным не давали поесть. Потом перестали привозить и новых узников. Вести с воли прекратились, надежда на спасение угасла. О событиях гадали по звукам боя, видеть же узники могли только небо над головами, серое от копоти и дыма или черное в зареве огней.