– Попали, товарищ командир! Ух, как вы!.. Попали! Слышь, Андреич! – кричал второй номер.
Коптюк, не слушая его, не обращая внимание на сильную боль в ключице, снова прильнул к прицельному целику. Там, где вылупливалась из передней брони шаровая глазница пулеметной точки, зияла черная, с рваными краями дыра. Федор целился в нее. Еще разок, еще, чтоб наверняка…
Второй выстрел оставил вмятину на левом щитке гусеницы. Ружье скакнуло в руках старшего лейтенанта совершенно своенравно. Но пулемет молчал, и это было главное.
Штрафники смогли поднять головы. Они увидели, как немецкие танки перестраивают свои ряды, а пехотинцы, поднявшись в полный рост, устремляются прямо на окопы штрафников.
Из хаотичного клубка мыслей, лихорадочно метавшихся в голове Коптюка, вдруг выпросталась одна, предельно ясная в своей отчаянной четкости. Черта с два они сюда пройдут. Фашиста надо встретить на подходе, да так, чтобы им мало не показалось. Отомстить за Потапыча и за его бойцов, Фомина и Гвоздева, за всех, кто тут головы сложил. За всех, за всех…
– Эх, ни за что Потапыч гибнет… – словно читая мысли командира, тяжело выдохнул вслух свою думу Дерюжный.
– Так не бывает, чтобы ни за что… – сурово ответил старший лейтенант. – Ты танк вот тот подбитый видишь? То-то же… а он фашистом битком набит. А ты говоришь ни за что… Ты это, Семеныч, давай бегом по отделениям. В контратаку пойдем. Пока эти гады на месте топчутся. Встретим их по-сталинградски…
– По-сталинградски… по-сталинградски… – обрадованно повторил Дерюжный, словно пробуя на вкус это слово.
– По-сталинградски!.. – в третий раз, как клич, в полный голос выкрикнул он и бросился бежать по траншее, пригнувшись и придерживая пилотку левой рукой, с ППШ в правой.
Весть о контратаке побежала по траншеям, словно электрическая искра по проводке. Бойцы суматошно заряжали «мосинки» последними полными обоймами, перепроверяли наличие гранат за поясными ремнями и в карманах штанов, отвинчивали крышки своих фляг и прикладывались к горлышку, чтобы напиться пусть теплой, но такой желанной воды вдосталь. Чего-то теперь уже беречь, когда на фашиста идти в контратаку.
Дерюжный успел вернуться и доложить, что все, кто на ногах, готовятся к броску на фашистов, что потери и в отделении Зарайского, и у Пилипчука, и у Слесаренко.
– Гранаты к бою! – скомандовал Коптюк, выхватывая «наган» из кобуры.
Бойцы, кто с эргэдэшкой во вспотевшей ладони, кто, разжав усики у своей «лимонки», замерли у края бруствера в ожидании того, может быть, последнего в их жизни зова.