— Вообще-то информации даже слишком много. Ну почему Тилли не сказала, что Гил Маддик — жестокий головорез, который грозился убить Ребекку, когда они расставались? Это сильно облегчило бы мне жизнь. И все равно Маддик мне не нравится! По-моему, он властный и эгоистичный.
— А что ты скажешь о предчувствии Ребекки?
— Скажу, что она не попалась бы в лапы убийце, если бы действительно могла угадывать будущее.
— Но это была ее судьба, а от судьбы не уйдешь, — процитировал Роб.
— Ну да, разумеется. А какая судьба ждет тебя?
— Бутылка пива, мясной пирог и сладкий сон с девяти вечера. — Он пожал плечами. — Надо стремиться к высоким целям, не так ли?
— Помечтай, Роб, помечтай!
ЛУИЗА
Я забронировала номер в гостинице Солсбери и приехала туда вечером накануне панихиды, чтобы заранее навестить Хауортов и пообщаться с ними без посторонних. Меня пугала мысль о предстоящей встрече: даже телефонный разговор с ними дался мне нелегко. В поезде я все время смотрела в окно — от волнения не могла ни читать, ни работать. Я взяла двухдневный отпуск по семейным обстоятельствам и радовалась возможности немного отдохнуть — все равно на работе от меня никакого толку. Сойдя с поезда, я тут же отправилась к Хауортам, потому что боялась передумать.
Джеральд увидел такси на подъездной аллее и вышел из дома с бумажником в руке раньше, чем я выбралась из машины.
— Я могу сама заплатить за такси, — сказала я, роясь в сумочке в поисках наличных денег, но он уже расплатился с шофером и отмахнулся от моей благодарности.
— Не волнуйся, все в порядке. Я бы подвез тебя сам, но ты не сказала, что приедешь поездом. Что с твоей машиной?
— Сломалась. Я отправила ее в утиль. Собираюсь купить новую.
— Давно пора. Твой «пежо» еле ползал. — Он сжал меня в объятиях. — Спасибо, что приехала к нам, Луиза. Мы с Аврил тебе очень признательны.
— Как вы? — Я внимательно вгляделась в его лицо. — Вид усталый.
— Я только что хотел сказать тебе то же самое.
Не снимая с моих плеч тяжелую руку, он развернулся и повел меня в дом. Мы вошли в большую теплую кухню. Аврил сидела в плетеном кресле рядом с плитой, сложив руки на коленях и уставившись в пространство. Когда я позвала ее, она подняла голову и просияла улыбкой.
— Луиза, ты уже здесь? Как дела?
— Хорошо, — машинально ответила я, хотя на самом деле мне было очень плохо, и она это видела.
В этой до боли знакомой обстановке я особенно остро ощущала отсутствие Ребекки. Неужели она больше никогда сюда не войдет, не сядет за стол? Сколько раз за многие годы мы с ней вместе обедали, болтали, смеялись, пили чай и пекли пироги? Ее тень витала повсюду. Я не могла поверить, что уже никогда ее здесь не увижу. Как ужасно для меня и как, наверное, невыносимо для ее родителей! В этом доме Ребекка выросла, сделала первые шаги, произнесла первые слова, начала познавать окружающий мир. Здесь она стала той девочкой-подростком, с которой я когда-то познакомилась. Эти люди любили ее, поощряли каждый шажок. Она росла в окружении любви, но эта любовь не смогла уберечь ее от смерти… Я представила, какое горе свалилось на Хауортов, и к глазам подступили слезы.