Мария Федоровна внимательно наблюдает за мной:
– Ну и как, дорогой?
– Душа моя, люди прекрасно обходятся без моих улыбок, им и так есть чем заняться.
– Даже ему? – Короткий жест в сторону виновника сегодняшнего торжества, стоящего в полном одиночестве и некоторой растерянности.
Вот проклятье, совсем упустил из виду, что у Александра Федоровича здесь нет знакомых, исключая меня, Машу и Кулибина. Но Иван Петрович скачет по зале молодым козликом. А к нам Беляков подойти стесняется и опасается. Все-таки одно дело пить водку с императором в скромном жилище купца третьей гильдии, и совсем другое – увидеть его в почти музейных интерьерах Михайловского замка, на скользком паркете, в окружении блистающих орденами генералов и блистательно прекрасных дам. Я бы тоже на его месте чувствовал себя не в своей тарелке.
– Федорыч! – Оклик звучит негромко, но для тренированного уха опытных царедворцев кажется громом небесным.
Вот чему удивляюсь до сих пор, так это тому, что внешним проявлениям монаршего расположения придается слишком большое значение. Среди собравшихся это заметно в гораздо меньшей степени, но обычные лизоблюды гордятся даже званием мудака, если оно дано высочайшим мнением.
– Да, государь? – откликается Беляков и делает несколько шагов навстречу.
– Александр Федорович, а не выпить ли нам водочки, как в старые добрые времена?
– Под подновские огурчики? – Далее министр вынужден протискиваться ко мне сквозь толпу, мгновенно образовавшуюся вокруг нового императорского любимца. Все знают, что я не пью водку, и столь решительное предложение показывает высочайшую степень предрасположенности. – Совершенно случайно захватил с собой пару бочек, государь! Как вы и любите, соленые в тебеках.
Тебеки – это тыквы в подновском произношении. По странному совпадению или прихоти высших сил я сам когда-то родился в Подновской слободе Нижегородской губернии больше ста лет тому вперед. Тебека – родное слово.
Отгоняю от Белякова внезапно образовавшихся друзей, делаю несколько шагов вперед и беру министра под локоть:
– Присоединимся к Бенкендорфам?
Александр Федорович с опаской бросил взгляд на генералов:
– Разве с немцами можно пить водку?
Еще одна больная тема… После того как перестал воспринимать вселение в тело и сознание императора Павла Петровича как необычный сон, желание удавить всех подданных немецкого происхождения было просто невыносимым. Какой тут в задницу интернационализм? Первым исключением, потянувшим за собой все остальные, и стали Бенкендорфы. Сначала сын, а потом и отец.
– Они русские, Александр Федорович. А происхождение… какое нам до него дело?