Меня стали спрашивать, но я ничего не понимал. В разговоре я вдруг услышал слово "бош" . Да так же французы называли немцев. Когда я сказал: "Ich bin nicht bosch" , меня свалили на кровать, завернули назад руки и еще поддали по бокам, но я продолжал кричать: "Ich bin nicht bosch, ich bin russisch." Наконец меня оставили в покое и старший из полицейских, указывая на меня револьвером, спросил: "Russisch?" И я как полиглот закивал головой и сказал: "Йес, йес" . Полицейский снова спросил: "Inglisch?" , на что я ответил: "Но, но, руссиш" . Полицейские, так и не добившись ясности, отвели меня в полицейский участок. Там со мной пробовали говорить по-немецки, по-английски, но все безрезультатно. Что-то я совершенно не обращал внимания на изучение иностранных языков, считая, что историку достаточно знания русского языка. Боже, как я был неправ.
К вечеру меня посадили в темную комнатушку и дали фаянсовую кружку кофе и кусок черного хлеба.
Утром меня снова напоили достаточно жидким кофе и дали кусок хлеба, намазанный, похоже, сливочным маслом. Правда, привкус у этого масла был какой-то сальный.
Часов в десять меня привели в кабинет, где сидел мужчина во французской офицерской форме и человек в российской военной форме в чине капитана: серебряный погон с одним просветом и вензелем как будто Николая Второго. Если так, то это флигель-адъютант.
- Вы меня понимаете? - спросил капитан.
- Да, понимаю, - ответил я.
- Кто вы такой, как попали сюда и что за странная одежда на вас? - спросил капитан.
- Ничего странного на мне нет, - пожал я плечами. - Я студент, исторический факультет пединститута в Энске...
- Что, в Энске есть пединститут? - удивился офицер.
- Есть, - подтвердил я.
- Извините, милостивый сударь, - сказал мой собеседник, - давно за границей, не знал, что открыли такой. И что вы здесь делаете?
- Да я, знаете ли, путешествую ..., - начал говорить я.
- Как вы путешествуете? - удивился капитан. - Вы знаете, что идет война?
- Не знаю, - признался я.
- Как не знаете? Вы знаете, какое сегодня число? - продолжал спрашивать офицер.
- Не знаю, - честно сказал я.
- Сегодня 17 июля 1915 года, - сказал капитан, подняв вверх палец для придания значительности сказанного им.
- Так, июль 1915 года, - начал я проговаривать как бы для себя. - Значит, в войне уже участвуют Япония, Италия, Турция, через месяц на стороне Германии выступит Болгария ...
- Да как вы смеете клеветать на наших традиционных союзников? - офицер резко встал со своего стула. - Все, идемте со мной.
Мы вышли на улицу. Вероятно, капитан решил все вопросы с французскими властями, и я сейчас нахожусь в его распоряжении.