Шипы и лепестки (Робертс) - страница 21

3

Эмма устало втащилась в спортзал в главном доме. Ее переполняли обида и жалость к себе. Вероятно, поэтому она с утра чувствовала себя совершенно разбитой и испытывала непреодолимое отвращение к тренажерам, которые Паркер подобрала так же безукоризненно, как все, что она делала.

На экране плоского телевизора бормотал что-то диктор CNN, Паркер — с неизменной телефонной гарнитурой наматывала мили на эллиптическом тренажере. Сдернув фуфайку, Эмма злобно покосилась на нагло сверкающий в углу «Бауфлекс» и повернулась спиной и к нему, и к велотренажеру, и к полке с компакт-дисками, на которых слишком самоуверенные или слишком пылкие инструкторы заманивали простачков в мир йоги и пилатеса, пытали несчастных огромным ярким мячом или унижали гимнастикой тай чи.

Эмма раскатала коврик, уселась, намереваясь разогреться перед тренировкой, но в конце концов просто растянулась на полу.

— Доброе утро. Ты не выспалась? — спросила Паркер, не останавливаясь ни на секунду.

— Сколько ты уже пашешь на этой штуковине?

— Хочешь сюда? Я почти закончила. Сейчас освобожу, только сбавлю темп.

— Я здесь все ненавижу. Пыточная камера с натертыми полами и красивыми стенами все равно остается пыточной камерой.

— Тебе станет легче, когда пройдешь милю-другую.

— С чего вдруг? — Распростертая на полу Эмма вскинула руки. — Кто это сказал? Кто решил, что все должны каждый день шагать до посинения или скручиваться в неестественные позы? Кто решил, что это полезно? Я думаю, те, кто продает все эти жуткие тренажеры и рекламирует соблазнительные гимнастические костюмы вроде твоего. — Эмма уставилась на синевато-серые обтягивающие легинсы Паркер и ее серую с розовым маечку. — Сколько у тебя таких прикидов?

— Тысячи, — сухо ответила Паркер.

— Вот видишь? А если бы тебя не убедили шагать до посинения и скручиваться в неестественные позы — и так классно при этом выглядеть, — ты не тратила бы бешеные деньги на спортивные костюмы, а жертвовала бы их на добрые дела.

— Эти легинсы отлично подчеркивают мою задницу.

— Не спорю. Но никто, кроме меня, не видит твою задницу, так в чем смысл?

— В собственном удовольствии. — Паркер замедлила шаг и вскоре остановилась, затем спрыгнула с тренажера, протерла его дезинфицирующей салфеткой. — Эмма, что с тобой?

— Я уже сказала. Я ненавижу эту комнату и все, что она символизирует.

— Ты и раньше так говорила, но я узнаю тон. Ты раздражена, а это с тобой бывает очень редко.

— Я раздражаюсь, как любой другой человек.

— Нет. — Паркер обтерла лицо полотенцем, отпила воды из бутылочки. — Ты почти всегда веселая, оптимистичная, благожелательная. Даже когда стервозничаешь.