— А что царица? — спросила Прасковья.
— Металась сначала, выла, а потом, всю дорогу до Москвы лежала и плакала. Тихо так, жалобно. Все повторяла: «Не надо было маленького туда возить, говорили ж государю». И то, матушки, сказывают-то что?
— Что? — спросили женщины.
Аксакова понизила голос и оглянулась по сторонам.
— Да будто государь к Максиму Греку ездил, перед тем, как на богомолье отправиться. Тот ему и сказал, мол — путь дальний, трудный, незачем жену и отрока новорожденного туда брать. А царь и не послушался.
Феодосия вздохнула. «Бедная царица-матушка. Хуже нет, дитя свое рожоное потерять, да еще и вымоленное такое».
— Федосья, Параша, — донесся из опочивальни слабый голос Анастасии. «Пойдите сюда-то».
Женщины поспешили к царице.
Анастасия Романовна лежала, подпертая сзади высокими подушками. Кукольная красота ее будто поблекла, под темными глазами залегли круги, волосы были неубраны.
— Надо мне встать сегодня, — сказала она, подзывая к себе боярынь.
— Да что ты, государыня, — охнула Феодосия. «Нельзя тебе ходить-то еще, ты отдыхать должна».
— Не буду ходить — другую бабу приведут, — жестко отрезала Анастасия. «Тебе, Федосья, хорошо — у твоего мужа наследник есть, а что ты дочку ему родила — для Федора Васильевича оно и лучше, не будет твоя Марфа с Матвеем за богатство спорить, уйдет взамуж, и все. А тут не деревни в наследство — тут страна цельная. Так что давай, боярыня, пои меня травами твоими, но чтобы я сегодня вечером на ногах была».
Прасковья внимательно взглянула на царицу.
— А ты не зыркай! — раздраженно сказала Анастасия. «Нынче как раз нужное время, с Божьей помощью понесу».
— Так матушка… — начала Прасковья.
— Молчи, сама знаю, — вздохнула Анастасия. «Думаешь, боярыня, мне носить-то легко? Мне ж не шестнадцать лет уже, сама посчитай, сколько. Но, ежели я наследника не рожу, все одно, что и не было меня — сошлют в монастырь, и поминай, как звали. Соломонию ж Сабурову государь Василий сослал, а я, чем лучше?»
Феодосия только вздохнула и ушла в боковую светелку — готовить для царицы питье из трав.
— Что Марья-то? — спросила царица Прасковью, расчесывающую ей косы.
— Так что, матушка государыня, только царевича похоронили, не венчаться ж сразу после этого. До Покрова отложили свадьбу.
— А Матвей вроде остепенился, — задумчиво сказала царица. «Тихий такой, богомольный стал, в Кирилловом монастыре все поклоны бил, постился. И не узнать его. Так что, может, и сладится у них все с Марьей, а то, что ж хорошего, когда муж от жены гуляет».
В опочивальне повисло тяжелое молчание.