— Вот, государыня Анастасия, выпей-ка, — нарушила его Феодосия, поднося к губам царицы позолоченный кубок. «Сразу легче станет».
Женщина выпила, и встряхнула головой.
— Неси мне одеться, Прасковья. Вам с Федосьей хорошо — за мужьями вашими вы ровно как за каменной стеною, нет у вас ни забот, ни хлопот, а мне — каждый шаг будто по острию меча иду, если оступлюсь — так и не вспомнят, как звали меня».
Царь Иван Васильевич стоял на молитве.
Со времени возвращения из Кириллова монастыря широкие плечи его опустились, спина сгорбилась.
Отбив последний из положенных земных поклонов, он, перебирая лестовку, опустился в глубокое кресло у окна.
— Алексей Данилович, — после долгого раздумья позвал царь.
От косяка двери незаметно отделилась темная фигура окольничего Басманова.
— Государь, — склонился тот.
— Скажи мне, а что того монаха, Феодосий его вроде зовут, ересь у него вроде как стригольная была, что из Андроникова монастыря пропал, — нашли его?
— Нет, батюшка Иван Васильевич, — тихо, шелестящим голосом проговорил Басманов. «Как в воду канул».
— В воду, — задумчиво сказал царь. «Там же Яуза рядом, лодью подогнать — дело минутное, на Москву-реку выйти и поминай, как звали. Ты там отцов святых в монастыре поспрашивал ли?».
— Так божатся все, что ни сном, ни духом. А так я со всеми разговаривал-то, окромя отца келаря.
— А с ним, что не перемолвился? — заинтересовался Иван.
— Волей божию скончался отче Нектарий, еще как мы на богомолье были. Тучен был невместно, припадок у него случился, язык отнялся, и помер дня через два, али три — объяснил Басманов.
— Упокой душу его, Господи — царь встал и положил перед иконами семипоклонный начал.
— Ты вот что, Алексей Данилович, — продолжил царь. «Позови-ка мне Вельяминова, Федора Васильевича. А сам иди, иди, порой носом землю-то, люди просто так не пропадают, хоша бы и на Москве. Не уплыл же монах этот рыбой по реке».
Когда Федор зашел в царевы палаты, Иван Васильевич смотрел на закат над Москвой.
— Красиво-то как, Федор, — обернулся царь. «Смотришь и думаешь — и это Божье промышление, и то, что ребенок у меня — жданный да вымоленный, — в грязной воде захлебнулся, аки холопское отродье».
— На все воля Божья, — тихо ответил Федор. «Я, государь, как дети у меня в первом браке умирали, — а я ведь восьмерых похоронил, — все про Иова многострадального думал, что лежал на гноище, язвами покрытый, и Сатана искушал его, а он не возроптал».
— Вот и митрополит Макарий мне, то же самое говорил, так я ж не святой, Федор, да и ты не святой. Неужели же не проклинал Бога? — испытующе посмотрел царь на Вельяминова.