Соборный суд начинался ни шатко, ни валко. Святые отцы, плотно пообедав, рассаживались в палатах, шептались друг с другом, искоса взглядывая на Федора.
Вошел сухощавый, легкий, седовласый митрополит Макарий — священники поторопились к нему под благословение, а он, зорко, не по-старчески оглянув залу, заметил Вельяминова и поманил его к себе.
Боярин поцеловал руку митрополиту, а тот, когда Федор выпрямился, пристально взглянул на него, и спросил:
— Не ты ль иноку Вассиану из Чердынского монастыря отец по плоти? Федор Васильевич, так?
— Так, владыко, — склонил голову Федор.
— Ну, спасибо тебе, боярин за сына, угодил, — обнял его митрополит. «Игумен его пишет мне, что нет во всем Пермском крае монаха, чтобы более его заботился о просвещении инородцев. Языки выучил, и не токмо зырянский, но и остяцкий, ездит к ним в становища, проповедует, Евангелию учит, школу даже при монастыре устроил.
Федор улыбнулся и вдруг вспомнил Вассиана, — тогда еще мальчика по имени Василий.
Аграфена-покойница — хоть и был Вася старшим сыном, — не любила его, чувствовала себя виноватой, что не смогла родить здорового ребенка.
Федор тоже при Васе — бледном, болезненном, плохо ходящем, — стыдился своего роста, богатырских плеч и громкого голоса. Мальчик приходил к нему, заворожено трогал оружие, а когда Федор посадил его на коня — осторожно, впереди себя, и сделал круг по двору усадьбы на самой смирной кобыле — восторгу Васи не было конца.
Читать он научился сам — Федор с Аграфеной с удивлением услышали, как трехлетний мальчик по складам разбирает Псалмы. Отец стал заниматься с ним каждый день, и вскоре Вася бегло читал и начал писать. Федор даже немного обучил его греческому, а потом, как стало понятно, что Вася уйдет в монахи, — учился он уже у священников.
Федор вдруг понял, что не видел сына уже восемь лет — с тех пор, как проводил его из Троицкого монастыря на служение иноческое в дальний Пермский край.
— И за книги богослужебные спасибо тебе, Федор, — донесся до него голос Макария. «Ежели б не ты, так раскачивались бы мы, еще Бог ведает сколько. А теперь Евангелие да Псалтырь более переписывать не надо».
— Я всегда готов послужить, владыко, ради такого дела, — ответил Федор и подумал, что надо бы, конечно, съездить в Чердынь, повидаться с Вассианом, повезти туда сестру его единокровную.
— Хоть и долог путь, а надо, — сказал себе он твердо, усаживаясь в кресло, что стояло особо для царского боярина ближнего. «И Федосья порадуется, да и Марфе полезно другие края повидать».
— Что Марья-то? — спросил Михайло у жены, уже, когда лежали они в постели.