— Господь что нам велит, — сказал он наставительно, срывая с Марьи сорочку, — она пыталась сопротивляться, но Иван так выкрутил ей руки, что девушка могла только тихо стонать от боли. «Господь нам велит — ударят тебя по одной щеке, так ты другую подставь. Так что терпи, Марья, ибо это есть воля господня».
— Нет! — девушка изловчилась и вонзила зубы в царское запястье. «Оставь меня, сие грех великий!»
Иван зашипел от неожиданного укуса и с размаха ударил Марью кулаком в лицо. Из треснувшей губы закапала кровь на белоснежную кожу, на шелковые простыни.
— Крови возжаждала? — тихо спросил ее Иван. «Не хочешь по-хорошему, так будет по-плохому!»
— На усадьбу греб, — тихо, еле слышно сказал Башкин.
— Твоя ж усадьба в тридцати верстах вниз по реке. Не сходится у тебя, Матвей Семенович, — с нарочитой грустью сказал Басманов. «Не обойтись тебе было без помощника».
— Может, он не к себе на усадьбу-то монаха вез, — небрежно сказал Федор. «Мало ли у него дружков с владениями приречными — там и спрятал Феодосия».
— Вот молодец ты, боярин, — обрадовался Басманов. «И, правда, же, куда как легче верст за пять, скажем, убечь. Ну что ж, Матвей Семенович, благодари боярина Вельяминова — он умом остер, за что тебе сейчас выйдет передышка, пока мы друзей-то твоих и поспрошаем — у кого из них усадьбы на реке».
Федор вышел из душного подвала на прохладную, ночную улицу и привалился лицом к стене. «Пущай ищет Басманов», — подумал он. «Вдоль реки Москвы поместий много — хоша по течению, хоша и против него. А Матвей Семенович хоть мучиться не будет, пусть и недолгое время».
Даже в самых страшных снах не могло привидеться Марье такое. Мать, хоть и говорила с ней о делах брачных, хоть и перешептывалась девица с молодыми замужними подружками, но представлялось ей совсем иное — мужья с женами были ласковы, терпеливы, не принуждали их к тому, что творилось сейчас на огромной царской кровати, под высокими сводами опочивальни, что казалась Марье пыточным подвалом.
Ее тело все было испещрено синяками и ссадинами, голова невыносимо болела после того, как царь, разгневавшись, бил ее чем под руку попадется, разбитые, искусанные губы еле шевелились. Она забилась в угол кровати, сжавшись вся в комок, оставляя за собой потеки крови на простынях.
Иван намотал ее волосы на руку и больно дернул, так, что у нее брызнули слезы из глаз. Он стащил ее с кровати, и, связав руки поясом, пригнул к столу. Марья почувствовала горящей, распухшей от пощечин щекой холодную скатерть и подумала, что лучше бы ей и умереть сейчас — хуже уже не будет.