Прожив полгода в Кенте, Валентин с Наташей купили в Челси маленький домик со стеклянной оранжереей в саду — идеальным местом для мастерской, где Валентин мог бы писать картины. В этом прелестном старом доме и выросла Аня — в окружении старинных вещей, которые ее мать ухитрилась вывезти из России: серебряного самовара, из которого они каждый день пили чай, икон, стоявших на столе в гостиной рядом с фамильными фотографиями в рамках Фаберже.
Аня ела русскую пищу, учила русскую историю, которую преподавал ей отец, и русский язык — дома ее родители говорили между собой только по-русски. Она воспитывалась так же, как любая девочка из аристократической семьи воспитывалась бы в Санкт-Петербурге. И все же она была и английской девочкой, усвоившей обычаи приютившей ее страны.
— Во мне намешано много разного, — сказала она Мишелю Лакосту, когда они впервые встретились в Париже. — Но я знаю, душой я русская.
Дождь не омрачил хорошего настроения Николаса Седжуика. Пока он шел по бульвару Инвалидов к рю дель Юниверсите, хлынул ливень, но Ники решил, что апрельский дождь скоро кончится. Не успел он подумать об этом, как дождь перестал. Сложив зонт, Ники повесил его на руку и ускорил шаг. Он только что закончил эскизы декораций к новому фильму, который должен был сниматься на киностудии в Биянкуре и в долине Луары. Продюсеру и режиссеру его рисунки понравились.
Ничто так не способствует хорошему настроению, как успех, подумал он. Затем на его красивом лице промелькнула тень. Как профессионал он был на высоте, но похвастать счастьем в личной жизни не мог.
Его брак с английской актрисой Констанцией Эйкройд распался. Ники пытался его сохранить, но с каждым месяцем все больше отдалялся от жены. Теперь он хотел лишь одного — расстаться с ней как можно более мирно.
Ники с облегчением вздохнул, подумав о том, что, к счастью, у них нет детей. Когда они с Констанцией наконец расстанутся, их больше ничто не будет связывать. К тому же ему всего тридцать восемь. Еще есть время начать все сначала.
Пройдя половину рю дель Юниверсите, Ники вошел в широкие двери, ведущие во внутренний двор Аниной школы, где он преподавал сценографию. Входя в маленькую боковую дверь, закрывая ее за собой и шагая по коридору, Ники не мог не вспомнить историю этого места.
Раньше здесь была скромная художественная школа, которой руководила Анина свекровь Катрин Лакост. Надо отдать ей должное, Катрин удалось сохранить школу во время войны и немецкой оккупации, и в послевоенные годы школа пользовалась большим успехом. Поняв, что ей уже трудно справляться со своими обязанностями — ее замучил артрит, — Катрин попросила невестку ей помочь.