— Может быть, я найду для вас что-нибудь подходящее, — сказал Лезорн, который был не прочь поддерживать и дальше знакомство с Керваном. — Я знаю один дом, где нужен чернорабочий. Это вам на руку?
— Вполне. Что за дом?
— Он принадлежит Обществу вспомоществования неимущим девушкам.
В устах Лезорна название общества прозвучало как-то зловеще; Керван инстинктивно почувствовал это и решил во что бы то ни стало разгадать тайну. Охотничий азарт никому не чужд: одни жадно стремятся овладеть знаниями, другие же — добычей. Керван принадлежал к числу первых, Лезорн — к числу вторых.
Не желая оставаться в долгу перед новым знакомым, не скупившимся на угощение, Лезорн предложил ему встретиться на другой день. Бандит вернулся в гостиницу, а Керван остался в комнате тетушки Грегуар. Первым делом он внимательно осмотрел помещение.
К чурбану была прикреплена веревка; ее конец оказался перегрызенным. «Здесь привязывали собаку, — подумал юноша. — Значит, что-то приводило ее в ярость». В углу валялся принесенный Жаком клочок бумаги; на нем было нацарапано карандашом: «Приходите!» Когда после бегства женщин комнату обыскивали, то на записку не обратили внимания, ибо это был простой обрывок газеты. «Бумажку, должно быть, принес тот, за кем посылали», — решил Керван, заметив, что она смята и засалена и, следовательно, ее долго держали в руках. Но может быть, записку не успели отправить? Оглядывая ее со всех сторон, Керван заметил на ней следы зубов. Не собака ли относила ее? Вполне возможно, что получивший принес записку обратно. Значит, тот, кого звали, приходил. Не успел ли он оказать помощь, о которой его просили? Вот что хотелось узнать юноше.
Однако напрасно он рассматривал штукатурку на стенах, заглядывал во все уголки, в каждую щель — ничего! Наконец он задул свечу, бросился на кровать и заснул. Сначала ему снилась родная пещера, семья, Клара и молодые англичанки… Но вскоре его объял тяжелый сон, каким засыпают измученные, безмерно утомленные люди — сон без сновидений, похожий на небытие.
Его разбудили писк, шорох и суетня. Это мыши возились с какой-то бумажкой, вытащенной из норки. Керван положил конец их возне, завладев бумажкой. Местами она была изгрызена, но все же он разобрал:
«Сент-Этьен, 28 мая 187… г.
Милая кузина!
Все мы беспокоимся, ничего… несколько писем, ответа на них… теперь все пошло на лад…
Ваш кузен Ивон Карадек».
Слово «все» было написано с нажимом, как будто его нарочно хотели сделать более заметным, намекая на что-то, о чем нельзя писать.