Пока она доставала из корзины большой кулек с объедками, дети столпились вокруг нее.
— Спасибо! Спасибо! — защебетали они.
Почему эти малыши были так вежливы, так хорошо относились друг к другу? Благодаря полному равенству, царившему среди них. Ни зависть, ни гордость, ни жажда господства не портили их сердца.
Вечером в жалкие лачуги возвращались отцы или матери; те, кому удавалось что-нибудь раздобыть, делились с теми, кто ничего не принес. Мать маленькой Эдит радовалась: доктор попечительства о бедных обещал прийти на другой день; он даст ее дочке лекарство.
Лезорн долго еще слышал, как шумели ребята, ворчала собака, хрюкали свиньи, крякали утки; потом все стихло, дети разбрелись по лачугам. Но ни одна семья не была в полном сборе: у бедняков смерть сплошь и рядом уносит то мать, то отца, а подчас — и обоих; тогда малыши подобны птенчикам, выпавшим из гнезда.
Бандит вновь улегся. Ему было скучно и немного страшно. «Самое лучшее, конечно, — поскорее убраться за границу!» — рассуждал он. Но, услышав разговор, донесшийся из соседней комнаты, Лезорн понял, что выходить из дому сейчас не следует. Правда, дети болтали, будто бы весь квартал собираются снести, но преступники боятся не опасности, грозящей в будущем, а той, что нависла над головой.
— Слышь ты, карманных дел мастер, — раздался молодой, но уже хриплый голос, — вот потеха-то была утром, когда гнались за этим причетником! Жалко, что я не все видел. Его, говорят, приняли за Жака Бродара. Зачем он напялил коричневый сюртук?
— Думают, что Бродар не успел сменить робу за эти два дня.
— Это Жак-то Бродар? Такой хитрюга?
— Твоя правда, Щипаный.
— Полиция не особенно умна… На месте префекта я бы и вида не показывал, наоборот! И не стал бы извещать, где и как будут вестись розыски.
— Сколько ты сегодня намолотил кругляшей?
— Маловато: тринадцать. А ты?
— Сорок. Здорово, правда?
— Где же ты столько зашибил?
— Их дал мне этот самый причетник за то, что я позвал для него фиакр. Даже когда личность его установили, толпа принимала его за Бродара, и он со страху совсем обалдел.
— Говорят, Бродар укокошил своей дубинкой уйму людей. Эту дубинку нашли за шкафом. К ее набалдашнику прилипла прядь волос, красных от крови.
— В толпу затесался старый коммунар. Он кричал: «Я знаю Бродара! Либо все это — ложь, либо Жак сошел с ума!» Его осыпали ударами, он отбивался как мог. В конце концов его забрали в полицию. Вот-то была катавасия! Народу — тьма-тьмущая, улица — чистый муравейник.
— Каков он собой, этот Бродар?
— Право, не знаю. Слышал только, что он в коричневом сюртуке.