Он говорил вкрадчивым, мурлыкающим голосом, положив пухлые руки на стол; вид у него был самый благодушный. Казалось, он сейчас начнет выгибать спину, как кот.
— Начало не предвещает ничего хорошего! — шепнул графу дядюшка Гийом.
— Прежде всего, господа, — продолжал председатель, — я должен обратить ваше внимание на нравственный облик главной обвинительницы, девицы Марсель.
Если бы бродяга, дававший юридические консультации, был здесь, он отметил бы, что председатель старается внушить присяжным предубеждение против Клары еще до того, как начался разбор дела. Но девушка держалась так скромно и с таким достоинством, что никто не придал значения намеку председателя. Последний добавил еще несколько общих фраз, видимо не находя пищи для своего красноречия.
Затем поднялся прокурор и произнес довольно странную речь, где все факты, касавшиеся приюта, были представлены в ложном свете. Свое двусмысленное выступление он закончил, как и председатель, призывом получше присмотреться к обвинительнице.
Клара, ждавшая не порицаний, а похвалы, чувствовала себя весьма неловко. Ее вызвали первой; вопрос ее озадачил.
— Кого вы знаете в Эпинале?
— В Эпинале? — переспросила удивленная Клара. — Там у меня дядя и двоюродный брат.
— Как зовут вашего двоюродного брата?
— Абель Бернар.
— Так и есть, — сказал прокурор, заглядывая в письмо, посланное из Эпиналя аббатом Гюбером и перехваченное, как предусмотрел ее автор, «черным кабинетом». — Действительно, инициалы совпадают.
Клару продолжали допрашивать, словно подсудимую.
— Расскажите все, что вам известно о приюте! — обратился к ней прокурор.
Бедная девушка, краснея от стыда, описала все перипетии ужасной истории.
— Какую цель вы преследовали, подавая заявление в суд? — спросил прокурор.
— Я хотела воспрепятствовать тому, чтобы и другие стали жертвами преступления.
— Значит, вы утверждаете, что и в остальных домах, служащих благой цели призрения неимущих девушек, происходит то же самое?
— Я могу говорить лишь о том, что видела собственными глазами, сударь. Если я обвиняю, то потому, что считаю это своим долгом.
— Однако некоторым людям вы называли совсем другие причины.
— Я никогда не говорила ничего другого.
— У суда иное мнение на этот счет. Вот что вы Писали несколько дней назад в Эпиналь своему двоюродному брату, тому самому Абелю Бернару, о котором вы упомянули: «Дружок, надеюсь, что мое приданое увеличится благодаря солидному кушу, обещанному за выдумку о приюте Нотр-Дам де ла Бонгард. Пока все идет как по маслу. Судьи клюнули и глотают небылицы не морщась…»