Но публика молчала. Напрасные поиски письма произвели неблагоприятное впечатление.
В участке Огюсту стало дурно: у него хлынула горлом кровь. Решили, что его рвет вином, и поставили несчастного под холодный душ.
— Вишь, как назюзюкался! — обменивались замечаниями полицейские. — А еще говорят, будто рабочие бедствуют…
Когда Огюста вывели из здания суда, Анжела и Клара последовали за ним и теперь ожидали у подъезда.
— Что вам здесь нужно? — спросил один из полицейских.
— Мы ждем, когда отпустят задержанного.
— Долго же вам придется ждать! Это будет не скоро!
— Мы ничего плохого не делаем, стоя здесь.
— Идите домой, говорят вам!
Но им некуда было идти: с вокзала они поехали прямо в суд.
— Чтобы через пять минут вашей ноги здесь не было, не то я вас засажу!
— Зачем ждать? — сказал второй полицейский. — Их надо засадить сейчас же!
И он отметил в своей записной книжке, что его коллега чересчур снисходителен.
Женщин втолкнули в помещение участка, где они увидели Огюста, лежавшего без памяти. Их отчаяние рассердило комиссара. Обеих, несмотря на протесты (а может быть, именно за то, что они позволили себе протестовать) отправили в дом предварительного заключения, а оттуда — в тюрьму Сен-Лазар, где их имена уже не в первый раз занесли в список арестанток. Им пришлось рассказать, где они жили и что делали в последнее время. Они не утаили ничего, но было уже слишком поздно.
Судебное заседание затянулось; с делом торопились покончить сегодня же. Неподвижный Бродар, похожий на мертвеца, отсутствующим взглядом глядел на присяжных и на публику.
Закончился допрос последнего свидетеля, вызванного по ходатайству подсудимого; настала очередь свидетелей обвинения. Самыми важными из них были: старая ханжа, долговязый простофиля-аббат и остальные глупцы, пировавшие с Лезорном. Все они утверждали, что знали обвиняемого. Конечно, это он! Тот же нос, те же глаза… От них не ускользнула ни одна подробность: кто запомнил прядь волос, свисавшую на лоб, кто — шрам у глаза. После этих показаний сомневаться в личности преступника было невозможно. Дальше все разыгрывалось как по нотам. Надо же было наконец развязаться с этим делом!
Графиня Болье и ее подруга заявили со слезами, что Бродара они узнают, но характер его стал неузнаваем. Публика насторожилась, но эти дамы были, видимо, очень добрыми. Спрашивать, как они познакомились с подсудимым, их не стали.
От защиты Бродар отказался.
— Либо я преступник, либо честный человек, — заявил он. — Адвокатам тут нечего делать. Пусть суд решает.
Ему все же дали защитника по назначению — молодого юриста, выступавшего впервые и думавшего не о существе дела, а о том, как бы обеспечить себе блестящий дебют. Этот юнец разразился потоком громких фраз. Вместо того чтобы доказать невиновность своего подзащитного, он стал просить судей проявить снисходительность…