Читателю уже известно, что Луизу и Софи взяла к себе старая родственница Жана. Пока добрая женщина была здорова, девочкам жилось у нее, как у Христа за пазухой. «Ведь они уже так много горя хлебнули!» — говорила старушка. Но долголетний тяжелый труд истощил ее силы. Ведь ей приходилось по целым дням полоть, стоя на коленях; жать, согнувшись в три погибели; работать и в зной, и в холод, и под дождем. Ревматизм скрючил ее, как и других крестьянок; под конец ее разбил паралич. Доныне в любом труде заложена причина смерти труженика.
Старушке пришлось выписать из Бретани племянницу, чтобы та хозяйничала вместо нее на ферме. Племянница, вдова Легоф, приехала вместе с дочерью, ровесницей Луизетты. Это был радостный день для обеих девочек: они без устали бегали и играли. До сих пор Луизетта росла в обществе сестер, не по возрасту печальных: маленькая Тереза тоже воспитывалась в одиночестве. Болтовне, радостному смеху не было конца, приходилось чуть ли не силой укладывать девочек спать.
От сестер Анжелы скрыли, что их отец казнен; они мечтали вновь с ним увидеться, хотя он уже давно спал вечным сном в том уголке кладбища, где хоронят обезглавленных гильотиной.
Сначала бретонка усердно ухаживала за теткой, но постепенно заботы наскучили ей. На ферме все приуныли. Бедная старушка, прикованная к постели, думала о том, что станется с сестрами Бродар, когда она умрет.
Ферма была расположена в узкой долине, на опушке густого леса, а с другой стороны находился глубокий овраг, усеянный камнями, там всегда было темно и сыро. Впрочем, это мало беспокоило обитателей фермы: когда живется хорошо, люди не замечают ничего плохого. Но когда вдова Легоф взяла бразды правления в свои руки, все изменилось.
Тяжело заболевшую Софи поместили в сент-этьенскую больницу. «Не могу же я возиться сразу с двумя больными!» — ворчала бретонка. Луизетту заставили пасти коров, и теперь она виделась с подружкой лишь мельком — утром и вечером. Сначала девочка грустила, но скоро снова начала резвиться. На нее нападал беспричинный смех, она носилась как сумасшедшая по лугам, где трава доходила ей до колен. Иногда ее украдкой навещала Тереза; Луизетта учила подругу песенкам, какие знала сама: ведь она чуть не с колыбели привыкла петь. Бедной девочке не терпелось насладиться жизнью; так порою не терпится надкусить еще зеленое яблоко. Луизетта не забыла отца и сестер, но ей хотелось веселья, смеха, хотелось играть, бегать по лугам, по лесной опушке, под густой сенью буков.
Ее очень полюбил старый погонщик волов, дядюшка Легаэль, уроженец Бретани, как и вдова Легоф. По воскресеньям он учил Луизетту галльским песням, дошедшим от седой древности, и девочка не раз певала ему своим звонким голоском песню узников: