— Скорее, — торопила она тетушку Николь, — поедем за Софи! Вы поместили ее туда как свою племянницу, и вам не смогут отказать, если вы пожелаете взять ее обратно.
— И ведь надо же: я сама ее отдала! — причитала бедная женщина.
Луизу отвели к соседке, и Анжела отправилась с тетушкой Николь в приют. На свежем воздухе они немного пришли в себя. Де Мериа, вероятно, принимает участие в делах приюта для того, чтобы заслужить себе репутацию благотворителя. Если он и заманивает туда детей, то ведь последние находятся под неусыпным присмотром г-жи Сен-Стефан. Эта мысль несколько умерила их страхи.
В приемной уже собралось с десяток женщин. Заученным тоном Эльмина рассказывала им о «милых малютках», о заботах, какими они окружены, и о том, как она счастлива, что здоровье большинства девочек значительно улучшилось. Бедные матери были в восторге.
Дети вместе с учительницей направились в столовую обедать, а матерям, большей частью прибывшим издалека, предложили в приемной по чашке шоколада. Какая любезность со стороны начальницы! Среди присутствующих был только один мужчина, вдовец, он смотрел на Эльмину с немым обожанием. Бедняга недавно потерял жену, умершую от лишений; как же ему было не боготворить ту, которая (как он думал) спасла его дочь? Все держали себя словно в церкви: разговаривали шепотом, опустив глаза.
В углу приемной сидел Гектор и читал номер «Небесного эха», где в высокопарных выражениях восхвалялась его деятельность. Графа де Мериа изображали благодетелем, раздающим беднякам не только хлеб насущный, но и духовную пищу. Не хватало только причислить его к лику святых, наравне со св. Лавром, покровителем вшей… Г-жа Сен-Стефан тоже не была забыта в этой льстивой статье — литературном дебюте какого-то петушка из клерикального курятника.
Но, несмотря на расточаемые похвалы, де Мериа не мог забыть страха, пережитого им накануне. Между ханжескими строками статьи ему чудился отчет об убийстве…
Эльмина приняла картинно-благочестивую позу, рисуясь перед женщинами, исполненными благодарности к ней. Уже давно девочки не выглядели такими здоровыми. Немалую роль тут сыграло, конечно, исчезновение малаги и прекращение оргий, которые именовались «детскими вечерами». Приемная имела весьма торжественный вид; у ног мраморной богоматери курился ладан. Появление тетушки Николь и Анжелы нарушило это благолепие.
Анжела, заметив графа, собралась привести неотразимые доводы и настоять на отъезде сестры. Но тетушка Николь, поклонившись, заговорила первая.
— Сударыня, — сказала она, — я приехала с племянницей выразить вам глубокую благодарность и забрать девочку, так как мы вынуждены покинуть Париж.