— Звезду на макушке, пап!
— Звезду, так звезду, — не стал спорить Роман.
Таня улыбнулась.
— Тём, а рисунок ты уже подписал?
— Да.
— И как?
— Вот, в верхнем углу. А. Баринов.
— А надо было А. и Р. Бариновы.
Роман засмеялся.
— Да, это коллективное творчество, милая.
— И я об этом.
— Хочешь свою лепту внести?
Она покачала головой.
— Ни за что. Я рисовать не умею. Хуже я только вяжу.
— Хорошо, что предупредила. Я запомню.
Еле удалось уговорить Артёма пойти спать. Он разгулялся, и угомониться никак не желал. Роману даже пришлось прикрикнуть на него, чтобы он пошёл, наконец, умываться перед сном. Тёмка надулся, но в ванную отправился.
— Не хочу спать!
Таня подала ему полотенце.
— А завтра утром опять не встанешь.
— А зачем так рано учиться?
— Тёма, не расстраивайся. В субботу в цирк пойдём, я билеты купила.
Его глаза радостно распахнулись.
— Правда? И папа пойдёт?
— Конечно, пойдёт. Пусть только попробует не пойти!
Артём засмеялся и, больше не сопротивляясь, отправился спать. Таня поцеловала его на ночь и вышла из комнаты.
Роман ждал её на кухне. Она вошла, и он сразу усмехнулся.
— Балуешь?
Она легко отмахнулась.
— Нисколько. Если только чуть-чуть. А ему этого как раз и не хватает.
Он притянул её к себе, обнял и поцеловал. Таня почувствовала такое облегчение, когда он это сделал, прижалась к нему, а когда Роман отстранился, даже засмеялась. Потёрлась щекой о его плечо и с облегчением вздохнула.
— Я так боялась, что ты на меня злишься…
— А за что мне на тебя злиться? За то, что ты моего ребёнка защищала?
Таня чуть отодвинулась и стала смотреть в окно.
— Защищала… Но я неправильно себя вела. Я сорвалась, наговорила такого… — она грустно усмехнулась. — Твоя мама, наверное, в ужасе.
— Не надо об этом думать. Мама успокоится.
— Дело не в этом. Дело в том, что я вела себя недопустимо. Мне так хотелось всё высказать Кате, в глаза, чтобы она меня поняла, чтобы объяснить ей… что она не права.
Роман только головой покачал.
— Кате? Ты собиралась Кате объяснить, что она не права? Я бросил это дело лет семь назад.
Таня отошла от него.
— А что я ещё могла сделать? Промолчать? Опять улыбаться твоей маме и делать вид, что я рада каждой её улыбке? Лишь бы втереться к ней в доверие?
— Ты перегибаешь, — спокойно заметил Баринов без всякой злости и обиды.
— Я знаю. — Таня на стул присела и голову рукой подпёрла, облокотившись на стол. — И что? Что ещё сказали твои родители?
— Всё как всегда в принципе. — И вдруг улыбнулся. — Но как Катька кричала! Это надо было видеть. И это была не истерика, она была в бешенстве, даже отцу тошно стало.