Бендеры, 1992 год: сорок трагических дней (Авторов) - страница 218

Не обнаружит ли себя в этом случае весь план урегулирования как, в конечном счете, всего лишь операция по разоружению и «смирению» Приднестровья? Уже сегодня видно, что здесь с массовым разоружением заканчивается целый период борьбы - народной, ополченской войны. И каковы бы ни были ее неизбежные темные, мрачные стороны, невозможно отрицать, что пока Приднестровье спаслось только ею. Ею и той общеславянской солидарностью, которая - хотя бы на время - соединила в окопах русских казаков и украинских националистов, которая - и это еще важнее - дала толчок развитию широкого движения поддержки Приднестровья; деятельности комитетов помощи, волне признаний «самопровозглашенной республики» региональными Советами, спонтанным акциям экономической блокады Молдовы.

Сейчас оно, это движение, в связи с затишьем на фронтах, видимо, затухает и сможет быть пробуждено к жизни лишь -увы! - новым обострением ситуации. Нельзя не видеть, что за перемирие Приднестровье - в отличие от Молдовы - заплатило определенной потерей приобретенной дорогой ценой политической территории и, как кажется, это осознается здесь не всеми. Определенные иллюзии - и это вопреки откровенно заявленной Штатами позиции, предоставившими Молдове, словно в награду за бендерскую бойню, статус наибольшего благоприятствования! - по-прежнему связываются с «цивилизованным мировым сообществом». Соответственно - и с российской

303

«демократической общественностью», дабы понравиться которой время от времени стараются дистанциироваться от «патриотов» (такое дистанциирование пунктиром проходит, например, в интервью госсекретаря ПМР Валерия Лицкая).

О, разумеется, патриоты готовы были бы вообще снести к минимуму свое участие в проблемах Приднестровья, если бы это могло ему помочь. Но, боюсь, все эти наивные иллюзии наивных политиков, мечтающих о собственном «приднестровском Люксембурге» и не понимающих, что их республика приговорена теми, кто стоит за кулисами «большой игры», если воспользоваться многозначным символом из романа Киплинга «Ким».

Пресловутые «Хельсинки», с их вроде бы священными принципами нерушимости границ, на которые ссылался в своем выступлении и сенатор Пресслер, вполне откровенно превратились в руках главного режиссера этой игры в инструмент избирательного давления с целью решения собственных геополитических задач - и не более того. О какой нерушимости границ (заметим, послевоенных, как постулировали это «Хельсинки» в 1975 г.) можно говорить сегодня, когда ликвидирован СССР, объединена Германия, распадается Чехословакия, а Югославия стала полем для демонстрации откровенного правового «беспредела» в выборе критериев признания или непризнания новых государств?