Лихорадочно крутя колёса, он попытался отъехать в сторону и столкнулся с коляской «железной руды, торговли и транспорта». Обе коляски с грохотом упали. Старец с петушиной шеей и старец с лицом, похожим на сушёную грушу, беспомощно барахтались в груде одеял и молотили друг друга сморщенными кулачками.
— А помнишь, как ты выхватил у меня из-под носа железную дорогу?! — вопил один.
— А ты-то! Ты-то! — пищал другой. — Кто собирался пустить меня по миру, скупая за бесценок старые дома?!
— Сеньоры, спорить некогда. — Буль Бурес взглянул на часы. — Через двадцать минут я вылетаю. Тайфун уже ждёт!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. А вы кто?
Дождь лил две недели. А потом кончился так же внезапно, как и начался.
Небо было голубое-преголубое, как новенькая скатерть, по чьей-то небрежности прожжённая посредине, — там красовалось солнце.
Из хижин высыпали негры, мулаты, креолы, белые. У негров кожа была чёрная, как ночь; у мулатов — смуглая, как вечерние сумерки; у креолов светло-серая, как ранний рассвет; у белых — красная от загара, как длинный знойный день.
Только у Пень Колодуса, сидящего на веранде, кожа была белая. Белая, как туман над тропическими болотами. А почему б и не быть ей белой? Ему же не приходилось каждый день с утра до вечера работать на плантациях под жарким солнцем. Впрочем, нос у него был красный, как стоп-сигнал. Но не от загара.
Рубщики потянулись к дремучим зарослям сахарного тростника.
Участок у отца Ника, как и у других, был не очень большой. Можно было свободно перекрикиваться с соседями, не очень-то напрягая глотку.
Ник с трудом поспевал за отцом. Он собирал срубленный сахарный тростник, очищал его от жёстких листьев и складывал в кучу.
— Давай, давай! — торопил отец, ловко орудуя тесаком.
— Давай! Давай!..
Хруст, хруст…
— Давай! Давай!..
Хруст, хруст…
Отец опустился на влажную землю. Он сидел в тени, отбрасываемой тростником, и тяжело дышал.
— Устал, — виновато улыбнулся он и протянул мачете Нику. — На, попробуй.
Ник радостно схватил тесак. Жаль, что его не видит никто из мальчишек! Глядя на бесконечную стену тростника, он представлял себе, что перед ним несметная армия врагов.
Вот лысый сеньор — рраз!
Вот управляющий — рраз!
А это — надсмотрщик, а вон — другой, третий… Рраз, рраз, рраз!
Так работать было гораздо легче.
Тростник с хрустом ложился на красную, словно пропитанную вином, землю.
— Давай я, — остановил его отец, и Ник с сожалением отдал тесак.
Вдалеке над стеной тростника проплыла, словно по воздуху, фигура охранника с охотничьим ружьём за спиной. Солнце вспыхивало на блестящих ручках велосипеда.