Перспектива остаться наедине с мужем смутила Джилл. Ему, находящемуся в разладе с самим собой и со всем окружающим, это должно быть неприятно.
Эйден вопросительно переводил глаза с врача на Джилл и обратно.
— Она знает, что вы ее не помните, — сказал доктор. — Можете не притворяться.
Джилл увидела, как Эйден сглотнул и в смущении затеребил пояс халата. Почему-то вдруг она перестала бояться остаться с ним наедине.
Доктор пожал Джилл руку, дал ей на всякий случай номер своего телефона и, попрощавшись, ушел.
Оставшись наконец одни, Джилл и Эйден несмело взглянули друг на друга.
— Все это очень странно, — с натянутой улыбкой сообщил Эйден.
— Да уж, дальше некуда. — Джилл сложила ладони и потерла одну о другую, словно почувствовав внезапный озноб.
— Все кругом говорят, что мы с тобой женаты, а значит… — На его лице появилось выражение, какого Джилл прежде никогда не видела. — В таком случае извини за то, что доставил тебе столько волнений.
— Что? — Джилл широко раскрыла глаза. Полагая, что она не услышала, он повторил свое извинение.
И снова она невероятно удивилась. Эйден так редко просил прощения!
— Что ты, Эйден. Хуже всех тебе. Извиняться не за что.
— Нет, есть за что. Ты, безусловно, волнуешься, и все из-за меня. Столько лишних волнений, столько хлопот. Сломанная рука еще куда ни шло. С этим можно жить. Но потерять память из-за того, что я попал в авиакатастрофу? — Он задумчиво покачал головой. — Это, видно, говорит о том, что я слишком перепугался, а следовательно, я — трус. Как ты думаешь?
У Джилл от удивления отвалилась нижняя челюсть. Эйден обычно не был склонен к самоуничижению.
— Что-то я не слышал, чтобы кто-нибудь еще из пассажиров самолета находился в подобном состоянии. Сдается мне, что я единственный сплоховал. — Он замолчал, но, заметив недоумение Джилл, чуть погодя сказал: — Извини, я тебя заговорил. — Знакомым жестом проведя рукой по влажным волосам, он добавил: — Нервы, должно быть, — и прошел мимо нее к окну, не обращая внимания на то, что она буквально вне себя от удивления. Было чему удивиться: таким — извиняющимся, думающим о других, слабым — она видела его впервые.
Но ведь он потерял память. А это хоть кого превратит в слабака.
Продолжая смотреть в окно, Эйден пробормотал:
— Надо бы отпустить тебя домой. Одна из санитарок сказала, что у нас маленький ребенок.
Он повернулся к Джилл и окинул ее быстрым взглядом, в котором она, однако, успела уловить чисто мужской интерес.
Кровь прилила к лицу Джилл. Она поняла, что Эйден старается представить себе их в постели, занимающимися любовью, то есть делающими этого самого ребенка.