Я вспомнила о нем, лишь когда вернулась в Холлиуэлл. Столетия выщербили древние кирпичные колонны у входа, так что кованые металлические ворота, заметно обветшавшие с годами, уже никого не могли защитить. Все в Дервент-Лэнгли знали: чтобы запереть ворота на щеколду, необходимо подпереть их левую створку деревянным клином. Но сегодня ворота были распахнуты настежь, и на мелкой щебенке подъездной аллеи отчетливо выделялись следы шин. Направляя Леди Джейн, я следовала по ним, отметив, что они напоминают следы на мокром прибрежном песке. Я миновала разросшуюся клумбу азалий, проехала между двумя древесными стволами, которые, несмотря на ветхость, продолжали стоять на страже, и, наконец, оставив за собой поворот аллеи, я увидела сначала сторожку, а потом появился и сам дом.
Точнее, он выплыл мне навстречу. Хотя строение розовато-желтого камня было возведено в солидном тюдорианском стиле[5], оно, тем не менее обладало какой-то воздушной легкостью линий. Легкость эта подчеркивалась желтовато-зеленым покровом заливного луга, сверкающей за ним рекой и местом, выбранным для дома.
Он стоял в низменной части срединного Сассекса, достаточно далеко от Южного Даунса, из-за чего тут частенько не хватало солнца, — и все же достаточно близко к холмам, чтобы их склоны прикрывали дом от резких юго-западных ветров. Холлиуэлл-Грейндж уютно устроился в подковообразной излучине Дервента, текущего меж заливных лугов. Если двигаться от моря вдоль устья реки, он был первым строением, что попадалось на глаза, и в течение столетий дом верно служил предкам моего отца, и, хотя мать вдовела уже двадцать лет, она с потрясающей стойкостью отбивала все намеки управляющего банком на превышение кредита — и ее никакими силами нельзя было заставить расстаться с домом. Я испытывала к нему столь же страстную привязанность, но сегодня попыталась представить, в каком виде дом предстал перед незнакомцем, если рассматривать его не моими пристрастными глазами, а его.
Обратил ли он внимание на прекрасные окна с частыми переплетами, на чудесный тюдорианский портик, на просторную террасу — или же он увидел только просевшую крышу, выщербленные ступени у входа, каминную трубу, которая, подобно Пизанской башне, накренилась в южную сторону? Повернулся ли он к своей жене со словами: «Эта развалина, моя дорогая, потребует немалых вложений»? В глубине души и мать, и Таня, и я знали все это, но предпочитали не говорить на столь грустную тему. Ибо мы понимали, что наступит день, когда придется делать капитальный ремонт, после которого дому придет конец.