? — Голосом, в котором звучала неизбывная печаль, Таня промолвила: — Только не говори мне, что он собирается жениться на ней.
— Нет. Он решил отколоть номер. Отчасти он проказничал, а отчасти это была попытка потребовать с киногруппы выкуп…
Мне не удалось закончить, потому что Таня взорвалась градом проклятий. Из нее потоком хлынула беспомощная и бесполезная лавина слов; она забыла о самолюбии, и они фонтаном извергались из нее. Если мне и нужно было какое-то доказательство, то оно было налицо. Я спокойно добавила:
— Да, Робби предупреждал, что когда ты все узнаешь, то будешь бегать по стенам.
— Я? Ради всех святых, что у меня с ним общего?
— Ну, — улыбнулась я, — он не упоминал тебя по имени, но речь шла о девушке, которую он любит.
Таня была так изумлена, что даже не стала ничего отрицать. Хотя попыталась утверждать, что не любит его, что не может иметь дело с человеком, который способен на такие глупости.
— Все правильно, — согласилась я. — Ты и раньше поносила его на все лады. Ты называла его как угодно, разве что не старым сварливым женоненавистником. Помни, что мы, Вогены, горды в любви.
На мгновение мне показалось, что я достигла своей цели. Я подумала, что она готова расслабиться и признать, что любит его.
— Я всегда удивлялась, — призналась я, — что же это за загадочная девушка, в которую Робби так влюблен. Да, я знаю, он пытался флиртовать со многими, даже со мной, но за этим ничего не стояло. И я постоянно замечала, что ты стараешься крутить голову всем, но только не ему. Вы оба слишком горды, чтобы признаться, что любите друг друга. Ведь любовь, — тихо закончила я, — может быть столь же молчалива, как и гордыня.
Но мои слова вызвали у Тани только гнев.
— Любовь! — вскричала она, с силой колотя кулачком по каменной плите «солнечных часов». — Ради Бога, что ты-то можешь знать, каково это — любить?
Мне пришлось собраться с духом, чтобы сказать ей — уж я-то знаю, что такое чувство влюбленности. И мне доподлинно известно, какие уродливые формы она может принимать, когда человек, которого ты любишь, сам влюблен… нет, обручен с другой и собирается жениться на ней, — и тут только я обратила внимание, что Таня больше не смотрит на меня.
Она рассматривала треугольный кусок металла на поверхности «солнечных часов». От ее гневных ударов он сдвинулся и, переместившись вперед, занял место в прорезанной для него канавке в центре круга, покрытого странной гравировкой.
Стояло полнолуние, и теперь на металл падал чистый лунный свет. Я рассеянно залюбовалась этой картиной, и мне пришло в голову, что это не солнечные часы, а лунные, хотя как они могли показывать дневное время, имея дело со столь непостоянной субстанцией, как лунный лик? Но я внимательно присмотрелась к острой, как лезвие ножа, тени.