— Что ты наделала? — прошептала Алисия, схватившись за горло, словно ее душила петля. — Ты, наверное, сошла с ума? С тем же успехом можешь впустить лису в курятник.
— Мама, я в своем уме. Мне тоже не хочется впускать его, но на сей раз он не причинит нам вреда.
— Что ты понимаешь, чтобы делать такие выводы? — язвительно заметила мать. — Господи, ни когда не забуду, как этот ублюдок поступил с твоим отцом!
— Мне казалось, они не только родственники, но и союзники, — ответила Юдифь, занятая туалетом.
— Своими елейными речами и подлыми делами он вытравил из Мориса остатки порядочности, — горько прошептала Алисия. — Теперь придется спуститься вниз и оказать ему подобающий прием, раз уж тебе вздумалось впустить его.
Юдифь вспыхнула.
— Мама, я отвечаю за все. Кроме того, он меня плохо знает, мне легче притвориться, что я ничего не понимаю. Ты же не сможешь сдержать ненависть, — девушка скрепила прическу бронзовыми заколками и расправила складки платья.
Алисия удивлялась перемене в дочери. За короткое время ребенок превратился в зрелую женщину. Голос звучал повелительно, с той же требовательностью, которая заставляла людей повиноваться ее отцу, а иногда и сжиматься от страха.
У Юдифи даже взгляд изменился — открытый, бесстрашный, прямой, словно она вызывала на поединок, противопоставляя чужой воле свою. Алисии все еще хотелось защитить единственное дитя от злых сил, но женщина понимала, что теперь должна сдерживать порыв.
— Будь осторожна, дорогая. Змеи жалят исподтишка.
— А у кошек есть когти, — парировала Юдифь, тряхнув головой. Затем обняла мать, что обычно придавало ей уверенность в себе. Алисия крепко прижала дочь к сердцу. Больше она ничего не могла сделать.
Роберт де Беллем, граф Шрусбери, лорд Монтгомери, старший сын скандально известной Мейбл Талвас, которую убили за ее собственную садистскую жестокость, внимательно оглядывал большой зал замка Ледворт и обдумывал, как приступить к осаде. Не из личных соображений, просто ради приятного времяпрепровождения, чтобы скоротать время в ожидании появления молодой хозяйки.
От нечего делать он осматривал стены. Глаза светло-серого водянистого цвета, не лишенные привлекательности, красивый прямой нос, черные брови вразлет — Беллему было тридцать восемь, но выглядел он не старше двадцати пяти. Кое-кто поговаривал, что Роберт продал душу дьяволу, и верил по невежеству, что сделка заключена в обмен на вечную молодость и власть. Другие, более трезво мыслящие, говорили, что у него вообще нет души. Роберт де Беллем не интересовался мнением посторонних, глубоко презирая всех, кроме самого себя.