— За это ты дорого заплатишь, — произнес он глухо.
Не ответив, валлиец жестом приказал спешиться. Пришлось повиноваться.
Роберт де Беллем не испугался, ему был неведом страх даже перед угрозой смерти. Но его бесила собственная беспомощность, ярость достигла такой силы, что грозила выдавить глаза из орбит.
Руки Беллема связали за спиной, на голову надели черный капюшон и завязали, чтобы он ни чего не видел. Варварское наречие раздражало слух. Де Лейси попытался что-то сказать, но получил такую затрещину, что его вырвало. Кто-то засмеялся. Ярость кипела в Роберте, дышать в капюшоне было трудно, грубые волоски ткани прилипали к губам, набивались в рот. Он заерзал, но веревки только сильнее и больнее врезались в запястья.
Гайон опустил лук, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. Команды звучали по-валлийски. Поклажа была снята. Овец, лошадей и пони погнали в чащу леса, где их могли обнаружить только жители Уэльса.
Гайон прошептал что-то одному из воинов, не скрывая радости при виде двух пленников, и вскочил на лошадь, которую подвел Эрик.
Связанные господа не разбирали слов, но торжествующий тон, которым те были произнесены, от них не ускользнул. Если бы де Беллем не видел собственными глазами, в каком состоянии волокли из зала Гайона ФитцМайлза, и если бы его захватчик явно не был валлийцем, он бы догадался, кого нужно благодарить за случившееся.
Однако, сейчас Беллем лежал посреди дороги, пытаясь освободиться от пут, рядом в таком же состоянии лежали его люди. Вокруг раздавался стук копыт, чужая речь. Потом звуки стали удаляться. Подкова ударила Роберта в бок, он скрючился от боли. Вскоре наступила тишина, только ветер свистел. Начинался дождь.
Розин прислушалась к стуку дождя по ставням. Весенний ливень. Обычно в такую погоду в просветы между облаками бриллиантовыми искорками проглядывали звезды.
Очаг догорал, бросая теплый уютный отсвет, приятный запах грушевого дерева разносился по комнате.
Рис и Элунед уже легли спать, но еще не уснули, из-за занавески доносилось их перешептывание. На прошлой неделе сыну исполнилось одиннадцать лет, и он чувствовал себя взрослым. Последнее время мальчик жаловался на то, что вынужден спать с сестрой, которая просто девчонка. О, невинность отрочества! Придет время, когда он с радостью согласится делить постель с «просто девчонкой» для целей совсем иных, нежели сон.
В Уэльсе мальчика в четырнадцать лет считали взрослым. Тогда ей самой будет тридцать, Элунед десять, а последний ребенок, если выживет первые несколько месяцев, вступит в пору детства.