.
Руководство КПИ в новых условиях все никак не могло выйти из привычной изоляции. Коммунисты не жалели эпитетов, чтобы охарактеризовать ничтожество своих противников. Социалисты — «народ конченный», анархисты — «слишком правые», либералы — тайные монархисты[77]. После таких докладов в Коминтерне ждали мощного роста компартии.
Но воз не двигался с места, коммунисты оставались изолированной сектой. Попытались было «отщипнуть» часть актива у НКТ, но неудачно. Часть коммунистов тяготела к союзу с троцкистами. 17 марта 1932 г. в Севилье открылся IV съезд КПИ. В ЦК были избраны как прежние лидеры (Х. Бульехос, М. Адаме, А. Трилья), так и новая «молодежь» (уже более молодые лидеры, чем прежние «молодые» 1920 года) — Хосе Диас, Долорес Ибаррури, Педро Чека, Висенте Урибе, Антонио Михе. На плечи этой генерации ляжет управление партией в условиях революции. Они были более открыты к диалогу с социалистами и анархистами, и в то же время — куда более деловыми людьми, чем старое руководство. Новая генерация не собиралась слушаться Бульехоса и его друзей, и старые лидеры подали в отставку. Чтобы они не путались под ногами новых руководителей, 29 октября Бульехос и его товарищи были исключены из партии по решению Коминтерна. Обвинение отражало конфликт между двумя поколениями — Бульехос был обвинен в том, что «мешал выдвижению молодых кадров».
Новые менеджеры стали выводить из изоляции проблемную партию. Х. Диас, выдвинувшийся в качестве рабочего лидера в НКТ и вступивший в КПИ только в 1926 г., оказался в этом отношении настоящей находкой — динамичный, обаятельный, договороспособный, организованный лидер, опиравшийся на энергичную команду. Коммунисты сделали ставку на развитие своего профсоюза УВКТ, который сумел навербовать в свои ряды несколько десятков тысяч рабочих, недовольных оппортунизмом ВСТ и в то же время — излишним радикализмом НКТ.
Но, хотя численность КПИ и прокоммунистического профсоюза стала расти, они все еще заметно уступали и по численности, и по влиянию ИСРП и НКТ.
* * *
Коммунисты и оба анархо-синдикалистских течения приняли активное участие в стачечном движении. Находившийся в бедственном положении пролетариат снова стал «требовать свое». Однако только в 1933 г. стачечная волна превысила уровень 1920 г. Если в 1929 г. произошло 100 стачек, а в 1930 г. — 527, то в 1931 г. — 710, 1932 г. — 830, в 1933 г. — 1499[78]. Очень быстро трудовые конфликты вошли в привычное кровопролитное русло. Если профсоюзы не соглашались на предложенные им условия, власти бросали на забастовщиков гражданскую гвардию, то есть внутренние войска.