Она потребовала у барона Мейендорфа определенности по отношению к собственному сыну. В момент последнего и окончательного объяснения с бароном у него был, она обратила внимание, неподвижный мертвый взгляд, словно он прятался по ту сторону жизни от нее и от Юры. Он не признал Юру своим ребенком, но после некоторых размышлений и переговоров с родственниками согласился принять на себя часть расходов по его содержанию.
Конечно, следовало привезти Юру к дедушке, ее отцу П. А. Гану и сестре Вере. Поэтому Елена Петровна отправилась в Псковскую губернию и пыталась представить дело так, что она приемная мать ребенка. Она тогда впервые отказалась от материнства. Прямо скажем, что ее отец отнесся к появлению на свет незаконнорожденного и к тому же больного внука без всякого энтузиазма.
Может быть, боязнь семейного скандала заставила Елену Петровну совершить первый некрасивый поступок в отношении сына. Она обратилась к псковским врачам — профессорам Боткину и Пирогову, впоследствии получившим всероссийскую известность, — с просьбой предоставить ей соответствующий документ о ее бесплодии. Получив затребованную медицинскую справку, она использовала ее как козырную карту в игре с ханжами и лицемерами, кто свою викторианскую мораль ставил выше Нагорной проповеди Христа. Боткин и Пирогов, благородные и добрые люди, прекрасно понимали, что ложь, на которую она решились, святая и соответствовала их представлению о гуманности.
Елена Петровна была полностью поглощена заботами о сыне. Все ее прежние медиумические и оккультные увлечения имели мало общего с той обыкновенной жизнью, которую она вела и которая ей искренне нравилась. Мальчик требовал особого ухода, и она вступила в отчаянную борьбу за его здоровье. Елена Петровна донашивала свое старое или взятое с чужого плеча, — тетины капоты и сестринские платья. В ее положении стало совершенно невозможным устраивать спиритические сеансы, творить феномены или заниматься иной неестественной деятельностью. Она, по-видимому, боялась потерять сына и поклялась не заглядывать больше за роковой предел.
Елена Петровна теперь целиком полагалась на себя, на тетю Надежду и дядю Ростислава. По возвращении из Пскова в Тифлис она остановилась у Р. А. Фадеева. Дядя все еще был холостяком и жил самостоятельно в большой и удобной квартире. С ним было легко и спокойно, правда, из-за его врожденной любви к порядку между ними иногда происходили короткие ссоры.
Н. В. Блаватский ее не беспокоил, а в декабре 1864 года он и вовсе подал в отставку, навсегда исчез из поля зрения — уехал доживать старость в Полтавскую губернию, в свое имение.