Рулевой не помахал им, не попрощался, не оглянулся.
«Что дальше?» Никто не задал этого вопроса. Признание в слабости и бессмысленное сотрясание воздуха.
— Что-то тут есть, — сказала Жозефина. — Должно что-то быть, не ждут же они, что мы доберемся вплавь. Разбиваемся на две группы, идем вдоль берега в разные стороны. Встречаемся на дальней стороне и докладываем.
Так они и сделали, бежали рысцой, ради скорости и чтобы согреться, насколько позволяла дорога. В дымке две группы скоро потеряли друг друга из виду, но остров оказался небольшим, как и полагал Натаниель, и через пятнадцать минут они снова сошлись.
— Ничего.
— У нас тоже. Ничего.
Тогда они взобрались на самую высокую точку, откуда была видна вся береговая линия, и нет, не было ни лодки, ни материала для ее постройки.
— Есть идеи? — Жозефина обвела глазами команду, и, когда никто не отозвался, Натаниель высказал то, что казалось ему очевидным и без слов.
— Прилив в высшей точке.
— Откуда ты знаешь?
— Не видно линии прилива. Значит, выше, чем сейчас, прибой никогда не достает.
— Ладно, пусть так. И что?
— Если лодки здесь нет и они не ждут, что мы пустимся вплавь, значит, мы сможем уйти пешком. Как-нибудь проберемся. Смотрите, — указал он, — восточнее лежит остров побольше. Он совсем близко, если бы не туман. А отлив в таком месте должен быть значительным. Уверен, что при отливе мы сможем перейти туда, почти не замочив ног. Видите, туда тянется гряда скал, как начало дороги…
Он был прав, и они это понимали и не испытывали благодарности, но он ее и не ждал.
Они спрятались в самой сухой расщелине, какую сумели отыскать, — остров здесь был расщеплен до основания скал. Им надо было убить не меньше шести часов, и Рауль достал нож.
— Мы — команда, — сказал он. — Мы зависим друг от друга. Нам нужно единство. Хорошо бы знак, символ. То, что чувствую я, чувствуете и вы.
Он поднес лезвие к ладони, но Жозефина его остановила.
— Нет, — сказала она, — это сделаю я. Для всех. Я капитан.
Она забрала у него нож, крепко взяла его за руку и твердо провела лезвием по подушечке ладони под большим пальцем. Он вздрогнул, но не отдернул руку и не отвел глаз.
— Хорошо, — сказала она. — Ты будешь это чувствовать. Но кровь на таком холоде скоро остановится, а соль не даст ране воспалиться. Кто следующий?
Один за другим они подставляли ладони под нож, и их кровь смешивалась у нее на коже.
Натаниель остался последним. Он считал это глупым и ненужным: зачем лишние травмы, когда команде понадобятся все силы? Но его отказ принес бы больше вреда: с безразличным видом он протянул руку, повторяя про себя мантру, которая помогала ему подавлять боль.