Натрескавшись горячих беляшей и отказавшись дожидаться, пока сварится борщ, Данила попрощался с родственниками, сел в машину и тронулся в путь. Но когда он уже отъехал от деревни примерно метров на шестьсот-семьсот, мотор неожиданно заглох. "Е-п-р-с-т!!!" — выругался Данила в сердцах. Он всегда больше всего на свете боялся именно этого — того, что машина однажды вдруг сломается где-нибудь у черта на куличках, в ста километрах от ближайшего СТО.
Данила хотел было выйти из машины и открыть капот, но вдруг осознал, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Тело сковало какое-то жуткое оцепенение. Такое бывает иногда во сне, когда пытаешься от кого-то убежать, а ноги отказываются тебя слушать. И ты влачишь их по земле, как стопудовые колоды.
Но паники не было. Просто оцепенение и никаких эмоций. Время как будто бы остановилось. Данила вдруг понял, что в окружающем пространстве более не существует привычных звуков. Гробовая тишина опустилась на землю. В открытое окно Короллы не доносилось ни пения птиц, ни стрекотания кузнечиков, ни лая собак из только что покинутой деревни. Только непонятно откуда доносилось какое-то странное то ли шипение, то ли жужжание, похожее на то, что иногда слышится, когда стоишь под линией с высоковольтными проводами.
Сколько времени Данила просидел в оцепенении — неведомо. Но в какой-то момент жужжание стихло и машина неожиданно сама собой завелась. Оцепенение сразу спало, и Данила выскочил из машины, как ошпаренный. Все вернулось на круги своя — пение птиц, стрекотание кузнечиков, но…
В деревне стояла гробовая тишина и с улиц куда-то поисчезали все люди, а странный туман каким-то непостижимым образом перекочевал с южной стороны деревни на противоположную, продолжая потихонечку удаляться дальше на север.
И вот тут Данилу охватила настоящая паника. "Небо прячет свои зубы в облаках. Данила, нет ничего страшнее на свете, чем облака, сошедшие на землю…"
Запрыгнув в машину и разбрасывая во все стороны куски грязи из под колес, Данила круто развернулся и на полной скорости, насколько позволяли колдобины на дороге, устремился назад в деревню.
Пока он гнал машину по переулкам, вплоть до самого дома Светиных родителей, ему не встретилось ни одной живой души — ни человека, ни кошки, ни собаки. Выскочив из машины сломя голову, Данила сорвал с петель калитку, пронесся по аккуратно выложенной из бетонных затяжек дорожке, добежал до летней кухни и замер, как вкопанный.
Железным ручейком, протянувшимся от собачьей будки до тротуара, валялась цепь, а на конце цепи — пустой ошейник — собака исчезла! Ноги у Данилы подкосились. Превозмогая вдруг нахлынувшую слабость, он доковылял до открытой двери летней кухни и заглянул вовнутрь.