— Я не понимаю… — начал Баако.
— Вот именно, не понимаешь. — Окран допил пиво и, держа в руке пустой стакан, спросил: — Значит, ты работаешь в телекорпорации?
— Вернее, собираюсь там работать, — ответил Баако.
— Ты ведь довольно давно вернулся.
— Да. А заявление подал уже недели три назад. Даже больше — месяц. Заполнил все необходимые бумаги. В трех экземплярах. И теперь вот чуть ли не каждый день хожу в Комиссию по трудоустройству, и всякий раз мне говорят: придите завтра.
— Что-о-о? — заорал Окран, вскакивая. — Так они уже пустили тебя по этому паскудному кругу?
— Откровенно говоря, из-за этого я и пришел. Сегодня я опять был в Комиссии — у некоего Младшего помощника председателя. Считается, что он должен рассмотреть мои документы. Ну, и он сказал мне, что если бы я попросил у него помощи…
— Вот-вот, так они и говорят, когда вымогают взятку, — пробормотал Окран, расхаживая по комнате. — Никто у нас ничего не делает. Да иначе-то и быть не может. Ведь страной управляет элита — стадо самодовольных ослов, которые только и умеют, что бездельничать. — Окран повернулся и, подойдя к Баако, спросил: — Когда, значит, ты подал заявление?
— Да почти месяц назад.
— И дело даже не в бюрократии. Просто никто ничего не делает. Наоткрывали кучу контор, чтобы они якобы делали то, да се, да пятое, да десятое. Но если ты действительно хочешь чего-нибудь добиться, изволь обойти их все до единой. — Окран продолжал выхаживать по комнате — сначала, от злости, почти бегом, потом все медленней и спокойней; наконец, подойдя к задвинутому в угол столику с телефоном, сказал: — А кончается это — конторы там, не конторы — всегда одинаково: личными контактами. — И поднял трубку. Покрутив ручку допотопного аппарата, он минут пять подождал и потом проговорил в микрофон: — Сузи? Это Кофи Окран… Здравствуй. Слушай-ка, Сузи, соедини меня с министерством информации… Да-да, это очень спешно. И попроси там Ответственного секретаря. Они тебе скажут, что его нет, но ты втолкуй им, что это очень важный личный вызов… Да… Спасибо, Сузи. — Окран положил трубку и снова сел напротив Баако. Он молчал, и по его лицу было видно, что он пытается подавить то ли злость, то ли отвращение к самому себе.
Их визит к высокопоставленному лицу не затянулся. Ответственный секретарь был дородным мужчиной, который очень часто хохотал и явно получал от этого большое удовольствие. Он выглядел молодым, лет этак сорока, и весь вечер никак не мог решить: называть ли ему Окрана наставником или акорой. Он сказал Окрану по телефону, что Баако может приехать к нему домой в любое время начиная с шести часов вечера, и после раннего обеда Окран подъехал к новому двухэтажному коттеджу, озаряемому треугольником предупредительных авиамаяков на трансляционной башне радиостудии. Ответственный секретарь один сидел на веранде и лениво потягивал какой-то напиток. В зеленом свете маяков лоснящееся лицо секретаря отливало неестественным, трупным блеском. Он глянул на Баако с мимолетным интересом.