Конец веры. Религия, террор и будущее разума (Харрис)

Как я покажу в главе 4, эти факты скорее свидетельствуют о том, что он не принадлежал к семье низших классов общества.

Кто-то из читателей может мне возразить, сказав, что этот молодой человек мог принадлежать к «Тиграм освобождения» Тамил-Илама — к организации сепаратистов Шри-Ланки, которая организовала больше взрывов террористов-смертников, чем какая-либо еще группа. Действительно, «Тигров» постоянно упоминают, чтобы оспорить утверждение о том, что терроризм есть продукт религии. Однако называть «Тигров» Тамила «секулярной» группой — как то делает R. A. Pape (The Strategic Logic of Suicide Terrorism, American Political Science Review 97, no. 3 (2003): 20—32) и некоторые другие — было бы ошибкой. Действительно, у «Тигров» есть не только религиозные мотивы, но их члены исповедуют индуизм и разделяют многие сомнительные представления о жизни и смерти. На протяжении нескольких последних десятилетий они культивируют почитание мучеников, которое во многом окрашено особой религиозностью, свойственной людям, которые с легкостью отдают свою жизнь ради какой-то цели. Западные люди, чуждающиеся религии, часто не замечают того, что некоторые чужие культуры, пропитанные верой в загробный мир, относятся к смерти с пренебрежением, которое трудно объяснить разумными причинами, Однажды я путешествовал по Индии. В это время тамошнее правительство изменило систему экзаменов для студентов, которых готовили к государственной службе. С моей точки зрения, это было малозначительное событие на фоне всех нелепостей работы местной бюрократической машины, однако оно вызвало волну самосожжений в знак протеста среди молодых людей. Индусы, даже когда кажется, что они далеки от веры, часто несут в себе глубокие религиозные убеждения.

 Здесь я называю словом «алхимия» совокупность древних причудливых практик манипуляции с металлами и химическими веществами с целью преобразить обычные металлы в золото или создать из земных материалов «эликсир жизни». Конечно, и сегодня есть люди, которые уверяют, что тексты алхимиков предвещали современные открытия в области фармакологии, физики твердого тела и других наук. Однако такая трактовка действительности, напоминающая трактовку пятен Роршаха, меня отнюдь не убеждает.

См.: Т. McKenna, The Archaic Revival ( [San Francisco]: Harper San Francisco, 1991), Food of the Gods: The Search for the Original Tree of Knowledge (New York: Bantam Books, 1992), True Hallucinations ( fSan Francisco]: Harper San Francisco, 1993). Эти книги показывают, что некоторые яркие и глубокие умы могут принимать откровения алхимиков совершенно всерьез.

 S. J. Gould, Nonoverlapping Magisteria, Natural History, March 1997.

 G. H. Gallup Jr., Religion in America 1996 (Princeton: Princeton Religion Research Center, 1996).

 Разумеется, здесь не следует забывать о проблемах самой демократии, особенно когда ее преждевременно навязывают странам с высоким уровнем рождаемости и низким уровнем грамотности, с этническими и религиозными конфликтами и нестабильной экономикой. Несомненно, существует такая вещь, как деспотизм для блага общества, и, возможно, это необходимый этап развития для многих стран. См. R. D. Kaplan, Was Democracy Just a Moment?, Atlantic Monthly, Dec. 1997, p. 55-80; F. Zakaria, The Future of Freedom: Illiberal Democracy at Home and Abroad (New York: W, W. Norton, 2003).

 Bernard Lewis (The Revolt of Islam, New Yorker, Nov. 19, 2001, pp. 50—63; The Crisis of Islam: Holy War and Unholy Terror, New York: Modem Library, 2003) указал на то, что термин «фундаменталист» был создан американскими протестантами и потому может порождать недоразумения, когда его прилагают к приверженцам иных религий. Тем не менее мне кажется, что этот термин уже стал универсальным и его можно приложить ко всем тем, кто буквально следует какому-либо религиозному тексту. Я использую этот термин исключительно в широком значении. О том, какое отношение он имеет к исламу, разговор пойдет в главе 4.

 Трепанация — это процедура, в процессе которой путем сверления в черепе делают отверстия. Археологические находки показывают, что это одна из древнейших хирургических операций. Предположительно, ее применяли для лечения эпилепсии и психических болезней путем изгнания демонов. Хотя эту операцию иногда применяют и сегодня, это никогда не делается с целью освободить человека от злого духа, который выйдет из хозяина через дырочку в голове.

 С. W. Dugger, Religious Riots Loom over Indian Politics, New York Times, July 27, 2002. См. Также: P. Mishra, The Other Face of Fanaticism, New York Times Magazine, Feb. 2, 2003, p. 42—46.

 A. Roy, War Talk (Cambridge, Mass.: South End Press, 2003), 1.

 Cм. Lewis, Crisis of Islam, 57—58. Автор отмечает, что мы натворили куда больше бед в Центральной Америке, Юго-Восточной Азии и южной части Африки. Жизнь в странах, которые пережили оккупацию (таких, как Египет), во многом лучше, чем в странах (таких, как Саудовская Аравия), не переживших вторжения иностранных сил. Возьмем для примера Саудовскую Аравию. Несмотря на ее богатство (которое объясняется природной случайностью), эта страна намного отстает от своих соседей. Здесь, при населении в 21 миллион человек, существует лишь восемь университетов. Саудовская Аравия отменила рабство лишь в 1962 году. P. Berman, Terror and Liberalism (New York: W. W. Norton, 2003), 16, также указывает на то, что в большинстве конфликтов последних лет Запад стоял на стороне различных мусульманских групп: первая Война в Заливе велась для защиты Кувейта и Саудовской Аравии, а затем военно-воздушные силы в течение десятилетия стояли на защите иракских курдов на севере и иракских шиитов на юге; вторжение в Сомали должно было облегчить последствия наступившего здесь голода; на Балканах мы защищали жителей Боснии и Косово от мародерства сербских христиан. Сюда же относится и поддержка моджахедов в Афганистане в прошлом. По словам Бермана, «ни одна страна на протяжении последних лет не защищала с таким упорством и постоянством мусульманское население, как это делали Соединенные Штаты». Это действительно так. Тем не менее мусульмане в силу своего мировоззрения ставят и это (если вообще замечают данные факты) нам в вину и видят в этом еще одно из «унижений» для себя.

 Конечно, сунниты и в этом случае продолжали бы ненавидеть шиитов, но это было бы также проявлением их веры.

 J. Bennet, In Israeli Hospital, Bomber Tells of Trying to Kill Israelis, New York Times, June 8, 2002.

 В 1994 году в деревне на юге от Исламабада полиция обвинила ученого в сожжении Корана. За подобный акт богохульства здесь полагается смертная казнь. Не дожидаясь судебного процесса, разъяренная толпа вытащила обвиняемого из полицейского участка, облила керосином и сожгла живьем. J. A. Haught, Holy Hatred: Religious Conflicts of the 90^ (Amherst, Mass.: Prometheus Books, 1995), 179.

 Здесь и далее, если не оговорено особо, цитаты из Корана приводятся в переводе И. Ю. Крачковского. — Прим. пер.

 S. P. Huntington, The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order (New York: Simon and Schuster, 1996).

 Как это отмечают многие комментаторы, в Коране не существует эквивалента новозаветному принципу: «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие — Богу» (Мф 22:21). Вследствие этого в исламе нет основы для отделения власти церкви от власти государства. И это, несомненно, представляет собой проблему.

 Lewis, Crisis of Islam, 20.

 Просто попробуйте себе представить, что печатали бы в газетах, если бы не было конфликтов между Израилем и палестинцами, Индией и Пакистаном, Россией и Чечней, вооруженными группами мусульман и Западом и т. д. Оставались бы проблемы между Западом и такими странами, как Китай или Северная Корея, — но и эти конфликты во многом объясняются некритичным принятием на веру определенных доктрин. Хотя наши разногласия, скажем, с Северной Кореей напрямую не связаны с религией, это прямое следствие влияния на умы корейцев нездоровой политической идеологии, их подобострастного поклонения своим вождям и полного неведения о жизни в окружающем мире. Теперь они подобны приверженцам культа «карго», вооружившимся ядерной бомбой, Если бы 29 миллионов обитателей Северной Кореи понимали, что они представляют собой уникальную по своему безумию страну, они бы вели себя иначе. Проблемы Северной Кореи — это прежде всего проблема ни на чем не основанных (и не имеющих оснований) представлений, которые местные жители принимают на веру. См.: P. Gourevitch, Letter from Korea: Alone in the Dark, New Yorker, Sept. 8, 2003, p. 55—75.

 См., например,: D. Radin, The Conscious Universe: The Scientific Truth of Psychic Phenomena (New York: HarperCollins, 1997), R. Sheldrake, The Sense of Being Stared At: And Other Aspects of the Extended Mind (New York: Crown, 2003), and R. S. Bobrow, Paranormal Phenomena in the Medical Literature Sufficient Smoke to Warrant a Search for Fire, Medical Hypotheses 60 (2003): 864—68. Похоже, попадаются также правдоподобные свидетельства о феномене реинкарнации. См.: I. Stevenson, Twenty Cases Suggestive of Reincarnation (Charlottesville: Univ. Press of Virginia, 1974), Unlearned Language: New Studies in Xenoglossy (Charlottesville: Univ. Press of Virginia, 1984), and Where Reincarnation and Biology Intersect (Westport, Conn.: Praeger, 1997).

 Как это ни странно, человек действительно обладает способностью эхолокации. Просто она у нас слабо развита. Чтобы в этом убедиться, закройте глаза, издавайте громкое мычание и поводите рукой перед лицом. Звук, отраженный от руки, будет указывать на ее положение.

 Об этом, например, говорит история Джона фон Неймана — математика, создателя теории игр, участника программы по обороне США и агностика, — который, заболев раком, обратился в католичество. См,: See W. Poundstone, Prisoner's Dilemma (New York: Doubleday, 1992).

 Нацисты насмехались над «еврейской физикой» Эйнштейна, а коммунисты отвергали «капиталистическую биологию» Менделя и Дарвина. Но это не было результатом рациональной критики — о чем свидетельствует тот факт, что несогласных ученых сажали в тюрьмы и убивали. Несмотря на это, некоторые авторы (см. K. Peng and R. E. Nisbett, Culture, Dialectics, and Reasoning about Contradiction, American Psychologist 54 (1999): 741—54) говорят о том, что в разных культурах существуют различные стили мышления. Хотя их данные, на мой взгляд, не позволяют сделать окончательный вывод. Даже если Восток и Запад используют разные подходы к проблемам, ничто не мешает нам достичь принципиального согласия относительно обоснованных заключений.

 Распространение тяжелого острого респираторного синдрома в 2003 году на юге Китая — недавний пример того, что местные правила гигиены могут иметь глобальные последствия. Китай не смог справиться с эпидемией не из-за иррациональных представлений о медицине, но из-за иррациональной политики - и на момент написания данной книги последствия этого еще не носят катастрофического характера. Но мы легко можем себе представить группу людей, представления которых об инфекциях могут обернуться огромным риском для всех нас. Несомненно, мы бы в итоге подвергли бы этих людей карантину или каким-то образом заставили бы их принимать меры, которые мы считаем нужными.

 Los Angeles Times, March 18, 2002.

 G. Wills, With God on His Side, New York Times Magazine, March 30, 2003.

 M. Rees, Our Final Hour (New York: Basic Books, 2003), 61.

 Если мы даже отложим в сторону вопрос об их истинности, само многообразие несовместимых друг с другом религиозных представлений заставляет относиться к ним подозрительно в принципе. Как заметил некогда Бертран Рассел, даже если допустить, что одна из наших религий истинна во всех мелочах, учитывая количество существующих религиозных представлений, противоречащих одно другому, каждый отдельный верующий должен считать, что он попадет в ад, уже просто в силу законов теории вероятностей.

 Рис (Rees, Our Final Hour) утверждает, что род человеческий может пережить нынешнее столетие с вероятностью не более 50 процентов. Хотя его прогноз — это просто догадки просвещенного человека, он заслуживает самого серьезного отношения. Он отнюдь не мрачный брюзга.

 Это особенно наглядно доказывают те случаи, когда при повреждении мозга один аспект памяти страдает, а другие нет. Именно такие истории болезни (см., например: W. В. Scoville and В. Milner, Loss of Recent Memory after Bilateral Hippocampal Lesions, Journal of Neurology, Neurosurgery and Psychiatry 20 (1957): 11—21) лежат в основе наших представлений о памяти человека. Можно выделить следующие компоненты долговременной памяти: семантический, эпизодический, процедуральный и другие, связанные с типом обработки информации; в системе же кратковременной (или «рабочей») памяти на сегодняшний день принято выделять фонологический, визуальный, пространственный, концептуальный, эхоический и исполнительный компоненты. Несомненно, память пока еще изучена недостаточно. Скажем, выделение семантического и эпизодического компонентов памяти не позволяет объяснить топографическую память (Е. A. Maguire et al., Recalling Routes around London: Activation of the Right Hippocampus in Taxi Drivers, Journal of Neuroscience 17 (!997]: 7103—10), а семантический компонент, вероятно, также содержит в себе разные категории, скажем, память о предметах и память о живых существах (S. L. Thompson-Schill et al., A Neural Basis for Category and Modality Specificity of Semantic Knowledge, Neuropsychologia 37 [1999]: 671—76; J. R. Hart et al., Category-Specific Naming Deficit following Cerebral Infarction, Nature 316 [Aug. 1, 1985]: 439-40).

 Неудачная концепция «представления» может создать путаницу. Если мы будем использовать этот термин слишком широко, нам может показаться, что весь мозг в итоге занимается формированием «представлений». Представьте себе, например, что вам в дверь звонит человек, который уверяет, что он представитель компании Publishers Clearing House, организующей лотереи.

 В этом смысле представление есть то, что философы называют «пропозициональной установкой». У нас множество подобных установок, и обычно в их описании есть слово «что»: например, я думаю, что... я верю, что... я боюсь, что... я имею в виду, что... мне нравится, что... я надеюсь, что... и т. п.

 Вероятно, формирование некоторых примитивных представлений невозможно отделить от процесса подготовки моторного ответа. См.: J. I, Gold and М. N. Shadlen, Representation of a Perceptual Decision in Developing Oculomotor Commands, Nature 404 (March 23, 2000): 390—94, and Banburismus and the Brain: Decoding the Relationship between Sensory Stimuli, Decisions, and Reward, Neuron 36, no. 2.(2002): 299—308, где содержится дискуссия о связи оценки визуальной информации с глазодвигательной реакцией.

 Нам не нужно привлекать «к суду» членов Аль-Каиды в силу того, что произошло 11 сентября 2001 года. Мы не поможем тем мужчинам, женщинам и детям, что погибли в руинах Всемирного торгового центра, ~ а акты возмездия, хотя они удовлетворяют желания каких-то людей, здесь ничего не изменят. Наши последующие действия в Афганистане и других странах оправданны, потому что если члены Аль-Каиды будут и дальше жить в свете своих представлений, появятся новые невинные жертвы. Ужас 11 сентября должен быть нашим стимулом — не потому, что это событие причинило нам боль, за которую надо мстить, но потому, что оно совершенно явно показало, что некоторые мусульмане XXI века действительно верят в самые опасные и фантастические положения своей веры.

 Судя по структуре нашей речи, это не исключительный случай, поскольку все употребляемые нами слова взаимно объясняют друг друга.

 Философ Дональд Дэвидсон в своем труде о «радикальной интерпретации» опирается на это положение. Из взаимоотношений между представлением и смыслом следует один интересный вывод: чтобы попытаться понять речь любого человека, необходимо допустить, что он по существу рационален (Дэвидсон это называет «принципом благожелательности»).

 По крайней мере, на том «классическом» уровне, на котором мы живем. То, что квантовый мир не ведет себя таким образом, объясняет то, почему его реалистичное «понимание» невозможно.

 D. Kahneman and A. Tversky, On the Reality of Cognitive Illusions, Psychological Review 103 (1996): 582—91; G. Gigerenzer, On Narrow Norms and Vague Heuristics: A Reply to Kahneman and Tversky», ibid., 592—96; K. J. Holyoak and P. C. Cheng, «Pragmatic Reasoning with a Point of View», Thinking and Reasoning 1 (1995): 289— 313; J. R. Anderson, «The New Theoretical Framework», in The Adaptive Character of Thought (Hillsdale, N. J.: Erlbaum, 1990); K. Peng and R. E. Nisbett, «Culture, Dialectics, and Reasoning about Contradiction», American Psychologist 54 (1999): 741—54; К. E. Stanovich and R. F. West, «Individual Differences in Rational Thought», Journal of Experimental Psychology: General 127 (1998): 161.

 A. R. Mele, «Real Self-Deception», Behavioral and Brain Sciences 20 (1997): 91—102, «Understanding and Explaining Real Self-Deception», ibid., 127—36, Self-Deception Unmasked (Princeton: Princeton Univ. Press, 2001); H. Fingarette, Self-Deception (Berkeley: Univ. of California Press, 2000); J. P. Dupuy, ed., Self-Deception and Paradoxes of Rationality (Stanford: CSLI Publications, 1998); D. Davidson, «Who Is Fooled?» ibid.; G. Quattrone and A. Tversky, «Self-Deception and the Voter’s Illusion», in The Multiple Self ed. J. Elster (Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1985), 35-57.

 Это означает, что многие представления имеют общие элементы, что мы действительно всегда находим в представлениях людей.

 Данный пример взят из книги W. Poundstone, Labyrinths of Reason: Paradox, Puzzles, and the Frailty of Knowledge (New York: Anchor Press, 1988), 183—88.

 Недавно среди физиков появились новые теории, которые предсказывают появление квантового вычисления в бесконечном количестве параллельных вселенных (D. Deutsch, The Fabric of Reality (New York: Penguin, 1997j) или возможность в будущем превратить всю материю в один «всеведущий» суперкомпьютер (F. Tipler, The Physics of Immortality {New York: Doubleday, 1995]), использующий расширение пространства и времени из-за гравитационного коллапса вселенной. Я не использовал эти и подобные им теоретические священнодействия в настоящей дискуссии.

 Можно описать те логические и семантические ограничения, о которых мы здесь говорим, и другими словами: сказав, что наши представления должны быть систематичными. Наш язык, логика и мир в целом неизбежно должны делать представления людей единой системой. Как одни слова обретают смысл благодаря другим, так и каждому представлению нужны другие, чтобы оно заняло свое место в общей картине мира. Как начинает действовать ткацкий станок мышления, собирающий отдельные нити в цельную ткань, пока остается загадкой, но можно с уверенностью сказать, что человек приходит в мир с протолингвистическими и протодоксическими (от греческого корня докса — «представление») способностями, которые позволяют интерпретировать шум органов чувств в окружении и в самих себе. Овладение языком — это не запоминание набора отдельных фраз, а формирование картины мира — это не усвоение ряда не связанных между собой представлений. О систематической природе языка см. J. A. Fodor and Z. W. Pylyshyn, «Systematicity of Cognitive Representation», excerpt from «Connectionism and Cognitive Architecture», in Connections and Symbols, ed. S. Pinker and J. Mehler (Cambridge: MIT Press, 1988). Чтобы любое представление вообще стало представлением о чем-либо, ему необходимы взаимосвязи с другими представлениями. (Пока я откладываю в сторону вопрос о существовании представлений, которые обретают свой смысл вне связи со всеми остальными. Если такие атомарные представления и существуют, очевидно, что большинство наших представлений к таковым не относится.)

 S. Pinker, The Blank Slate (New York: Viking, 2002), p. 33.

 Эти мои замечания перекликаются с «ментальными моделями» мышления некоторых авторов — см. Р. N. Johnson-Laird and R. М. J. Byrne, Deduction (Hillsdale, N. J.: Erlbaum, 1991), chaps. 5—6. Я только добавил бы к их рассуждениям, что наши ментальные модели окружающих объектов действуют определенным образом именно потому, что так же действуют и сами эти объекты. См. L. Rips, «Deduction and Cognition», in An Invitation to Cognitive Science: Thinking, ed. E. E. Smith and D. N. Osherson (Cambridge: MIT Press, 1995), 297—343, где авторы высказывают сомнение в том, что концепции вроде смысла «и» можно освоить с помощью обучения.

 Конечно, мы можем вспомнить примеры, в которых некоторые слова не ладят с законами обычной логики. Скажем, невозможно положить тень яблока и тень апельсина в коробку для завтрака, закрыть крышку и ожидать, что к концу дня их можно будет оттуда достать.

 Еще одно свойство представлений прямо связано с природой языка: как практически не существует предела предложений, которые может построить человек (язык очень «продуктивен» в этом смысле), так нет предела и для потенциальных утверждений о мире. Скажем, если я полагаю, что в моем шкафу нет совы, я также думаю, что там нет двух сов, трех сов... и так далее, до бесконечности.

 По мнению специалистов, количество нейронов, которым каждый из нас располагает, составляет от 10^>11 до 10^>12 клеток, и у каждого нейрона есть в среднем по 104 связи с соседними. Это означает, что мы располагаем 10^>15—10^>16 синапсами. Это огромное число, но оно все же имеет пределы.

 См. N. Block, «The Mind as the Software of the Brain», in An Invitation to Cognitive Science: Thinking, ed. E. E. Smith and D. N. Osherson (Cambridge: MIT Press, 1995), 377—425.

 D. J. Simons et al., «Evidence for Preserved Representations in Change Blindness», Consciousness and Cognition li, no. 1 (2002): 78—97; M, Niemeier et al., «A Bayesian Approach to Change Blindness», Annals of the New York Academy of Sciences 956 (2002): 474—75 [abstract].

 R. Kurzweil, The Age of Spiritual Machines (New York: Penguin, 1999).

  Возьмем такое математическое представление, как 2 + 2 = 4. Большинство из нас не просто принимает это утверждение, оно кажется нам априорно верным в любой момент. Казалось бы, мы не конструируем его для отдельных случаев, но это такое основополагающее представление, которое позволяет нам строить многие другие. Но что мы можем сказать об утверждении 865762 + 2 = 865764? Большинство из нас ранее ни разу не задумывалось о сложении таких чисел, и мы в него поверим только тогда, когда убедимся в его соответствии законам арифметики. Однако, проделав эту проверку, мы можем использовать его точно так же, как и утверждение 2 + 2 = 4. Есть ли какая-то принципиальная разница между этими двумя математическими утверждениями? На феноменологическом уровне, несомненно, есть. Вам, например, трудно говорить (или думать) о больших числах, тогда как утверждение два плюс два равно четыре кажется чем-то почти рефлекторным. Тем не менее с эпистемологической точки зрения два эти утверждения «истинны» в равной мере. Фактически наша жизнь зависит от куда более сложных (и куда менее очевидных) математических утверждений — и мы это испытываем каждый раз, когда садимся в самолет или пересекаем мост. По сути, большинство из нас верит в то, что сложение дает истинные результаты, какие бы огромные числа мы ни использовали. Но это не дает ответа на вопрос, создаем ли мы представление 2 + 2 = 4 каждый раз, когда им нужно воспользоваться, или нет. Другими словами, действительно ли мы верим в него априорно? Если мы скажем, что это представление заново создается всякий раз, когда оно нам нужно, мы можем спросить: создается из чего? Из правил сложения? Но трудно поверить в то, что человек освоил законы сложения, если он еще не верит в то, что 2 + 2 = 4. В то же время можно с уверенностью сказать, что, проснувшись утром, вы не обладаете представлением о том, что восемьсот шестьдесят пять тысяч семьсот шестьдесят два плюс два равно восемьсот шестьдесят пять тысяч семьсот шестьдесят четыре. Чтобы это убеждение действительно существовало в вашем мозгу, его надо создать на основе уже существующего убеждения в том, что два плюс два равно четыре. Очевидно, подобное происходит и со многими другими представлениями, Мы не можем верить во многие наши представления о мире, пока не скажем, что мы в них верим.

 См. D. T. Gilbert et al., «Unbelieving the Unbelievable: Some Problems in the Rejection of False Information», Journal of Personality and Social Psychology 59 (1990): 601-13; D. T. Gilbert, «How Mental Systems Believe», American Psychologist 46, no. 2 (1991): 107—19.

 Этим объясняется тот факт, что представления, которые иногда оказываются верными, не формируют наших знаний о мире, даже когда их подтверждают факты. Как уже много лет назад говорил философ Эдмунд Гетье, мы можем верить в истинность какого-то утверждения (скажем, что сейчас ровно 12:31 ночи), у нас могут быть все основания так думать (мои часы сейчас действительно показывают 12:31 ночи) и это утверждение может быть истинным (сейчас действительно 12:31 ночи), но оно не составляет знания о мире (потому что, например, мои часы сломаны и показывают правильное время лишь иногда). Философы могут здесь спорить о тонкостях, но для нас достаточно главного: чтобы наши представления действительно отражали картину мира, они должны находиться в правильной позиции относительно мира.

 Похоже, здесь мы снова натыкаемся на вопросы эпистемологии. Каким образом, в конце концов, мы можем реально познавать мир? В зависимости от нашего понимания слов «реально» и «мир» такого рода вопросы могут казаться нам либо бесконечно сложными, либо тривиальными. Для наших целей достаточно их тривиального понимания. Какова бы ни была природа реальности, миру нашего опыта, несомненно, присущ определенный порядок. Этот порядок проявляется по-разному, и иногда в форме устойчивых причинно-следственных связей между событиями. Между простой корреляцией и причинно-следственной связью есть большая разница. И это, по знаменитому замечанию шотландского философа Давида Юма, удивительная загадка, поскольку в мире мы сталкиваемся не с причинами, но только с устойчивой корреляцией. Почему мы в одном случае считаем явление причиной чего-то, а в других так не делаем? Это все еще предмет споров. (См. М. Wu and P. W. Cheng, «Why Causation Need Not Follow from Statistical Association: Boundary Conditions for the Evaluation of Generative and Preventative Causal Powers», Psychological Science 10 [1999]: 92—97.) Тем не менее, как только у нас сформировались представления о мире, они направляют наши действия, и в этом нет никакой тайны. И при этом некоторые закономерности (в которых мы находим причинно-следственные связи), которые мы кладем в основу действий, нам прекрасно служат, а другие закономерности (просто корреляции, эпифеномены) служат нам дурно. Когда мы этому удивляемся, мы просто совершаем пересмотр списка тех явлений, которые могут быть причиной других, и формируем новые представления. Нам не надо мучиться вопросами Юма, чтобы понять: если ты хочешь согреться, нужно держаться поближе к огню, а не к дыму; нам не нужно знать все возможные критерии для поиска причин, чтобы оценить логические и практические последствия веры в то, что А есть причина В, а С таковой не является. Как только мы приняли некое представление (неважно, насколько разумное), наши слова и поступки начинают выдвигать требование устранять все противоречия по мере нашего столкновения с ними.

 См. Н. Benson, with М. Stark, Timeless Heating: The Power and Biology of Belief {New York: Scribner, 1996).

 Туринская плащаница — это, возможно, наиболее почитаемая реликвия христианского мира, потому что христиане думают, что именно в нее завернули тело Иисуса в момент его погребения. В 1988 году Ватикан позволил провести углеродный анализ возраста ткани трем независимым лабораториям (Оксфорда, Университета Аризоны и Федерального технического института в Цюрихе) для изучения слепым методом, которое координировал Британский музей. Все три лаборатории пришли к выводу, что плащаница — средневековая подделка, созданная между 1260 и 1390 годами.

 О. Friedrich, The End of the World: A History (New York: Coward, McCann & Geoghegan, 1982), 122—24,

 Цитата взята из: The Profession of Faith of the Roman Catholic Church.

 Это представление косвенно влияет на нашу нервную систему и поведение и, несомненно, сохраняется на генетическом уровне. Следует отметить, что и животные не прыгают вниз с утесов.

 К. Popper, The Logic of Scientific Discovery (1959; reprint, London: Routledge, 1972), and Objective Knowledge (1972; reprint, Oxford: Clarendon Press, 1995).

 T. Kuhn, The Structure of Scientific Revolutions (1962; reprint, Chicago: Univ. of Chicago Press, 1970).

 Как Поппер, так и Кун говорят интересные и ценные вещи о философии науки и о проблемах научного познания, но благодаря их трудам у людей (особенно у тех, кто эти труды не читал) появилось насмешливое отношение к науке. Однако, несмотря на все действительно трудные проблемы эпистемологии, которые нужно ставить, существуют степени разумности, о которых имеет представление любой человек в здравом уме. Не все знания равноценны по надежности своих оснований.

 В. Russell, Why 1 Am Not a Christian, ed. P. Edwards (New York: Simon and Schuster 1957), 35.

 J. Glover, Humanity: A Moral History of the Twentieth Century (New Haven: Yale Univ. Press, 1999) говорит о том же. См. также А N. Yakovlev, A Century of Violence in Soviet Russia (New Haven: Yale Univ. Press, 2002).

 Что же касается squassation, это делается следующим образом. Руки заключенного связывают за спиной, к ногам его привязывают груз, а затем его высоко поднимают, так что его голова касается ворота. После того, как он повисит так какое-то время, благодаря тяжести груза, привязанного к ногам, все его суставы и конечности медленно растягиваются. Затем веревку внезапно отпускают, так что он падает вниз, но не касается земли, и благодаря такой встряске его руки и ноги выходят из суставов, а он испытывает самую острую боль; сотрясение, когда он падает и резко останавливается, не касаясь земли, и груз, привязанный к ногам, растягивают его тело сильнее и причиняют большие муки. John Marchant, цитируется по J. Swain, The Pleasures of the Torture Chamber (New York: Dorset Press, 1931), 169.

 Ibid., 174-75, 178.

 Cм. Swain, Pleasures; O. Friedrich, The End of the World: A History (New York: Coward, McCann & Geoghegan, 1982); L. George, Crimes of Perception: An Encyclopedia of Heresies and Heretics (New York: Paragon House, 1995).

 Новый Завет иногда прямо упоминает о ересях и пронизан естественной нетерпимостью к отклонению в вопросах веры. См. 1 Кор 11:19, Гал 5:20, 2 Петр 2:1, Рим 16:17, 1 Кор 1:10; 3:3; 14:33, Флп 4:2, Иуд 19.

 Нам достаточно вспомнить о том, что случилось с Уильямом Тиндейлом в 1536 году, после того как он издал свой перевод Нового Завета на английский. Затем, думая, что ему ничего не угрожает, он отправился в Антверпен. Но он не осознавал всей серьезности содеянного им преступления и упорства своего суверена [Генриха VIII, отличавшегося своим благочестием]. Британские агенты не переставали его искать. По желанию Генриха он был заключен в темницу замка в Вильфорде, неподалеку от Брюсселя, где его судили и признали виновным в ереси, после чего повесили. Его тело сожгли на глазах у публики в знак предостережения для тех, кого искушает мысль последовать подобному безумию. См. W. Manchester, A World Lit Only by Fire: The Medieval Mind and the Renaissance (Boston: Little, Brown, 1992), 204.

 Тем не менее Библия требовала, чтобы обвинение в «служении иным богам» подтвердили как минимум двое свидетелей, которые должны первыми бросить камни в преступника (Втор 17:6—7). Инквизиторы отказались от этого правила ради более эффективной работы своей машины.

 Мф 5:18.

 Friedrich, End of the World, 70.

 Надо заметить, что и францисканцы не остались здесь в стороне. Вот что об этом писал Расселл (В. Russell, A History of Western Philosophy, New York: Simon and Schuster, 1945, 450): Если бы сатана существовал, история ордена, основанного святым Франциском, принесла бы ему глубокое удовлетворение. Непосредственный преемник Франциска брат Илия купался в роскоши и совершенно оставил традицию бедности. Главным делом, за которое взялись францисканцы в первые же годы после смерти своего основателя, была вербовка бойцов для тяжелой и кровавой войны между гвельфами и гибеллинами. Инквизицией, появившейся через семь лет после смерти Франциска, в некоторых странах руководили францисканцы. Горстка францисканцев, которых называли «спиритуалами», осталась верна своему основателю, многие из них погибли от рук инквизиции по обвинению в ереси. Эти люди говорили, что у Христа и апостолов не было собственности или даже запасов одежды; в 1323 году папа Иоанн III признал это мнение еретическим. Таким образом, святой Франциск оказался создателем очередного богатого и продажного ордена, усилил позицию иерархии и способствовал преследованию тех, кто стремился к нравственному совершенству или свободомыслию. Если учитывать его собственный характер и его цели, трудно представить себе более печальный исход.

 Friedrich, End of the World, 74.

 Ibid., 96.

 Сравните большинство других высказываний Иисуса с приведенной цитатой из Ин 15:6 или с такими его словами: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч» (Мф 10:34). Если вы хотите убедиться в противоречивости Библии, я бы порекомендовал вам следующую работу, которая прекрасно это демонстрирует: Burr, Selfcontradictions of the Bible (1860). Автор здесь приводит 144 утверждения — богословских, этических, исторических и спекулятивных — для каждого из которых можно найти нечто прямо противоположное, например: Бога можно слышать и видеть/Бог невидим и его нельзя слышать; Бог вездесущ, он все видит и все знает/Бог присутствует не везде, он не видит и не знает всего; Бог создал зло/Бог не создавал зла; прелюбодеяние запрещено/прелюбодеяние допустимо; отцом Иосифа, мужа Марии, был Иаков/отцом Иосифа, мужа Марии, был Илий; младенца Христа увезли в Египет/младенца Христа не увозили в Египет; Иоанн был в темнице, когда Иисус пришел в Галилею/Иоанн не был в темнице, когда Иисус пришел в Галилею; Иисус был распят в третьем часу/Иисус был распят в шестом часу; Иисус равен Богу/Иисус не равен Богу; отпасть от благодати невозможно/отпасть от благодати возможно и т. д. — и все это с подтверждающими утверждение цитатами из Ветхого и Нового Завета. Многие из таких отрывков содержат непримиримые противоречия (то есть если ты веришь в один, ты неизбежно должен считать другой ложным). Это, возможно, самое яркое свидетельство о несовершенстве Библии как описания реальности, небесной или земной, так как эта книга сама себя опровергает. Разумеется, когда в голове человека воцаряется безумие веры, он видит даже в самых явных противоречиях упрек земной логике со стороны неба. Чтобы отгородиться от разума, Мартину Лютеру достаточно было произнести одну фразу: «Святой Дух смотрит только на суть вещей и не связан словами». Похоже, этот Святой Дух был бы готов играть в теннис без сетки.

 Следует заметить, что Августин не был полным садистом. Он говорил, что исследуя дело о ереси, подозреваемого «не нужно поднимать на дыбу, или жечь пламенем, или раздирать его плоть железными щипцами, но следует наносить ему удары палкой». См. P. Johnson, A History of Christianity (New York: Simon and Schuster, 1976), 116—17.

 Voltaire, «Inquisition», Philosophical Dictionary, ed and trans. T. Besterman (London: Penguin Books, 1972), 256.

 Из The Percy Anecdotes, цитируется no Swain, Pleasures, 181.

 Manchester, A World Lit Only by Fire, 190-93.

 W. Durant, The Age of Faith (1950; reprint, Norwalk, Conn.: Easton Press, 1992), 784.

 Когда христиане были еще скромной сектой, их в том же самом обвиняли язычники, жители Римской империи. В сознании средневековых христиан ведьмы и евреи во многом были связаны между собой. Так, евреев постоянно подозревали в колдовстве, а магические заклинания часто приписывали (чтобы показать их благородное происхождение) Соломону или различным каббалистическим источникам.

 См. R. Briggs, Witches and Neighbors: The Social and Cultural Context of European Witchcraft (New York: Viking, 1996), 8, где автор пишет: На волне феминизма и движений ведьм возник миф о том, что в Европе было сожжено 9 миллионов ведьм, что можно было бы назвать не геноцидом, но истреблением женщин. Эта цифра явно преувеличена раз в 200. Наиболее разумные нынешние исследователи считают, что между 1450 и 1750 годами прошло около 100 тысяч судебных процессов, которые повлекли за собой 40—50 тысяч казней, причем 20—25 процентов казненных составляли мужчины.

 С. Mackay, Extraordinary Popular Delusions and the Madness of Crowds (1841; reprint, New York: Bames & Noble, 1993), 529.

 R. Rhodes, Deadly Feasts: Tracking the Secrets of a Terrifying New Plague (New York: Simon and Schuster, 1997), 78.

 Некоторые люди сомневаются в существовании систематического каннибализма среди народа форе ~~ или какого-либо еще народа (см. статью «Каннибализм» в The Oxford Companion to the Body). Если этого явления среди форе не существовало, нам придется искать иное объяснение распространению куру. Но мы в любом случае можем смело сказать, что коддуны не имели никакого отношения к заражению. Аргументы ученых, отрицающих каннибализм, выглядят неубедительно на фоне широкого распространения этого явления среди африканских участников вооруженных конфликтов в таких странах, как Конго, Уганда, Либерия, Ангола и других. В этих странах сохраняются магические представления о том, что, съев органы тела своего врага, ты становишься неуязвимым для пули. См. D. Bergner, «The Most Unconventional Weapon», New York Times Magazine, March 26, 2003, pp. 48—53.

 Friedrich Spee (1631), цитируется no Johnson, History of Christianity, 311.

 Mackay, Delusions, 540—41.

 B. Russell, Religion and Science (1935; reprint, Oxford: Oxford Univ. Press, 1997), 95.

 Mackay, Delusions, 525—26.

 Как и термин «ариец», слово «антисемитизм», продукт немецкой псевдонауки XIX века, крайне неудачны. Слою «семитский» (происходит от имени Сима, одного из сыновей Ноя) относится к «языковой группе, к которой принадлежат еврейский, арабский, арамейский, ассирийский и эфиопский языки, а не к этнической группе или расе». См. R. S. Wistrich, Anti-Semitism: The Longest Hatred (New York: Schocken Books, 1991), xvi. Таким образом, термином «антисемитизм» можно было бы назвать ненависть к арабам, хотя так не делают. Несмотря на неудачно выбранный корень слова, на сегодняшний день это единственный приемлемый термин для ненависти к евреям.

 D. J. Wakin, «Anti-Semitic ‘Elders of Zion’ Gets New Life on Egypt TV», New York Times, Oct. 26, 2002. Цитаты из этой фальшивки приводятся в хартии «Хамаса». См. J. I. Kertzer, «The Modem Use of Ancient Lies», New York Times, May 9, 2002.

 E. Goldberg, The Executive Brain: Frontal Lobes and the Civilized Mind (Oxford: Oxford Univ. Press, 2001).

 Тем не менее иудаизм — куда менее плодородная почва для вооруженных экстремистов. Еврейская идентичность связана отнюдь не только с определенным набором представлений о Боге. Можно, например, быть практикующим иудеем, не веря в Бога. Подобного нельзя сказать о христианстве и исламе.

 См. В. М. Metzger and М. D. Coogan, eds., The Oxford Companion to the Bible (Oxford: Oxford Univ. Press, 1993), 789—90, and A. N. Wilson, Jesus: A Life (New York: W. W. Norton, 1992), 79. Можно найти и другие подобные нелепые сопоставления: Мф 2:3—5 и Мих 5:2; Мф 2:16-18 и Иер 31:15/Быт 35:19; Мф 8:18 и Ис 53:4; Мф 12:18 и Ис 42:1-4; Мф 13:35 и Пс 77:2; Мф 21:5сл. и Зах 9:9/Ис 62:11. Мф 27:9—10 говорит об исполнении слов, которые ошибочно приписаны Иеремии, хотя содержатся в Книге пророка Захарии 11:12 — это еще одно свидетельство о «безошибочности» священного текста.

 В 1 веке н. э. среди евреев быть незаконнорожденным было позорным клеймом. См. S. Mitchell, The Gospel According to Jesus (New York: HarperCoUins, 1991).

 Cм. ibid., 78; J. Pelikan, Jesus through the Centuries (New York: Harper and Row, 1987), 80.

 B. Pascal, Pensées, trans, A. J. Krailsheimer (Baltimore: Penguin Books, 1966), sec. 189.

 Справедливы слова Ницше: «Самый жаркий пример — порча Паскаля, который верил, что его разум испорчен первородным грехом, тогда как на самом деле он был испорчен христианством» (The Portable Nietzsche, trans. W. Kaufmann [New York: Viking, 1954], 572). Паскаль действительно пережил удивительный мистический опыт в ночь на 23 ноября 1654 года, после которого он целиком и полностью обратился к Иисусу Христу. Я не сомневаюсь в могуществе подобных переживаний, но не считаю, что на них вправе претендовать исключительно верные христиане — с подобным успехом они могли бы претендовать на право проливать слезы от радости. Индуисты, буддисты, мусульмане, иудеи, как и анимисты любого рода, на протяжении долгой истории своего существования постоянно сталкивались с подобными вещами. Паскаль, обладавший огромным умом и получивший прекрасное образование, должен был бы это знать; тот факт, что он этого не знал (или сделал вид, что не знает), свидетельствует о том, что ортодоксальная вера притупляет ум человека.

 Они также отомстили своим римским гонителям: «Христиане бросили жену Максимиана в реку Оронт и убили всех его родственников. В Египте и Палестине они убили судей, которые яростнее всего сражались с христианством. Вдова и дочь Диоклетиана укрылись в Фессалониках, однако там их узнали, и их тела бросили в реку». Voltaire, «Christianity», Philosophical Dictionary, 137.

 Wistrich, Anti-Semitism, 19—20.

 Августин (Град Божий, XVIII, 46): Таким образом, в то время, как нашим писаниям иудеи не верят, на них исполняются их собственные, которые они читают слепыми глазами. Или, быть может, кто-нибудь скажет, что христиане выдумали те пророчества о Христе, которые возвещаются от имени Сивиллы или кого-нибудь другого, если есть действительно пророчества, не принадлежащие народу Израильскому? Но для нас достаточно и тех, какие содержатся в кодексах наших противников. Мы убеждены, что они и рассеяны среди всех народов, где только Христова Церковь распространяется, ради свидетельства об этих пророчествах, — свидетельства, которое они дают нам вопреки своей воле, имея и сохраняя те же самые кодексы. Ибо в псалмах, которые и они сами читают, предпослано относительно этого пророчество в словах: «Бог мой, милующий меня, предварит меня; Бог даст мне смотреть на врагов моих. Не умерщвляй их, чтобы не забыл народ мой; расточи их силою Твоею» [Пс 68:11—12]. Таким образом, Бог явил Церкви на врагах ее иудеях благодать Своего милосердия, потому что, как говорит апостол, их падение есть спасение язычников [Рим 11:11]. И Он их не убивает, то есть не теряет в них того, что они суп» иудеи, хотя и побеждены и угнетены римлянами, с той именно целью, чтобы, не забывая закона Божия, они были свидетельством о том, о чем говорим мы. Поэтому мало было сказать: «Не умерщвляй их»; но еще и прибавлено: «Расточи их», ибо, если бы иудеи с этим свидетельством Писаний оставались только в своей земле, а не были рассеяны повсюду, Церковь, которая распространена повсюду, не могла бы иметь их среди всех народов свидетелями тех пророчеств, которые были изречены о Христе.

 См. J. Trachtenberg, The Devil and the Jews: The Medieval Conception of the Jew and Its Relation to Modem Anti-Semitism (1943; reprint, Philadelphia: Jewish Publication Society, 1983), 153.

 Ibid., 140.

 Ibid., 114. Реформация, отказавшись от веры в доктрину пресуществления, привела к тому, что это преступление перестало волновать умы христиан. И именно в XVI веке, когда произошел раскол церквей, евреев начали активно судить за «колдовство».

 И египетская газета «Аль-Акбар», и выходящая в Саудовской Аравии газета «Аль-Рияд» публикуют статьи в защиту подобных обвинений. Сирийский министр обороны Мустафа Тлас написал книгу «Сионская маца», в которой он обвиняет евреев в ритуальных убийствах. Материалы нацистских пропагандистов 1930-х годов сегодня вывешены на веб-сайтах исламистов. См. Kertzer, «Modem Use.»

 Цит по j Glover, Humanity: A Moral History of the Twentieth Century (New Haven: Yale Univ. Press, 1999), 328.

  Ibid., 360-61.

 D. J. Goldhagen, Hitler's Willing Executioners: Ordinary Germans and the Holocaust (New York: Alfred A. Knopf, 1996), 28—48.

 Kertzer, «Modem Use.»

 Сегодня все чаще можно услышать примерно такое утверждение: ужас холокоста заключается не только в его масштабах, но и в том, что он был выражением разума, и потому демонстрирует врожденную патологию западной традиции Просвещения. Многие ученые считают это самоочевидным — потому что никто не вправе утверждать, что Третий рейх мог осуществить свой грандиозный план геноцида лишь при поддержке технологии, бюрократической машины и системы управления. За этим кроется еще один драматический тезис о том, что у самого разума есть «темная сторона», а потому он не может вести человечество к счастью. Но это ужасающее непонимание ситуации. Холокост был кульминацией немецкой обособленности и двух тысячелетий ненависти христиан к евреям. Разум не имеет к этому никакого отношения. Допустим, вы вложили телескоп в лапы шимпанзе, и затем обезьяна начала колотить им по головам своих соседок — станете ли вы и здесь говорить о «темной стороне» разума? (К. Wilber, Sex, Ecology, Spirituality [Boston: Shambhala, 1995], 663—64, где автор говорит о том же.)

 М. Gilbert, The Holocaust: A History of the Jews of Europe during the Second World War (New York: Henry Holt, 1985), 22.

 Ibid.

 Цит. no G. Wills, «Before the Holocaust», New York Times Book Review, Sept. 23, 2001.

 Цит. no Goldhagen, Hitler's Willing Executioners, 106. Разумеется, Церковь одобряла антисемитизм не только в Германии. Так, в 1936 году римско-католический примас Польши кардинал Август Хлонд писал в своем пастырском послании: «Еврейская проблема будет существовать до тех пор, пока существуют евреи. Всем известно, что евреи сражаются против Католической церкви, стоят за свободомыслие, насаждают безбожие и большевизм и ведут подрывную деятельность... Всем известно, что евреи лгут, берут взятки и занимаются сводничеством. Всем известно, что еврейская молодежь оказывает дурное влияние на религию и нравственность юных поляков». Автор одной статьи (J. Carroll, «The Silence», New Yorker, April 7, 1997) делает по этому поводу следующее замечание: «В своем послании Хлонд из осторожности говорит, что все эти «факты» не оправдывают убийства евреев, однако нетрудно понять, как этот антисемитизм главы католиков Польши связан с последующими событиями. На протяжении десятилетий и веков этого тысячелетия подобные настроения среди христианских руководителей не были чем-то необычным».

 G. Lewy, The Catholic Church and Nazi Germany (New York: McGraw- Hill, 1964), 282, цитируется no Goldhagen, Hitler’s Willing Executioners, 110.

 Цитируется no L. George, Crimes of Perception: An Encyclopedia of Heresies and Heretics (New York: Paragon House, 1995), 211.

 Pope John Paui II, Crossing the Threshold of Hope (New York: Alfred A. Knopf, 1994), 10. Эта книга — просто удивительный шедевр софистики, уклончивых ответов и узости мышления. Несмотря на ссылки на Витгенштейна, Фейербаха и Рикера, каждая ее строчка ярко демонстрирует мой тезис.

 М. Aarons and J. Loftus, Unholy Trinity: The Vatican, the Nazis, and the Swiss Banks, rev. ed. (New York: St. Martin’s Griffin, 1998); G. Sereny, Into That Darkness: An Examination of Conscience (New York: Vintage, 1974).

 Cm. Sereny, Into That Darkness, 318.

 См., например, Glover, Humanity, chap. 40.

 Как мы уже видели в главе 2, когда кто-то думает, что его представления содержат истинную картину мира, это обязательно имеет последствия — логические, психологические и поведенческие. Как только ты решил, что религиозные (или духовные, или этические) утверждения что-то значат, ты должен признать, что они могут быть в разной мере точными или расплывчатыми, внутренне противоречивыми или нет, ценными или бесполезными. Такого рода иерархические ряды встроены в саму структуру мира. Мы подробнее рассмотрим вопрос о нравственности в главе 6.

 Пейп (R. A. Pape, «The Strategic Logic of Suicide Terrorism», American Political Science Review 97, no, 3 (2003): 20—32) утверждает, что терроризм следует понимать как определенную стратегию для достижения конкретных националистических целей, а не как феномен религиозной идеологии. В поддержку своего тезиса он приводит ряд примеров, когда Хамас и Исламский джихад использовали террористов-смертников, чтобы добиться уступок со стороны израильского правительства. Пейп говорит, что если бы эти организации были просто группой «иррациональных фанатиков», они бы не смогли столь умело использовать насилие для достижения своих целей. Значит, эго в первую очередь проявление национализма. Подобно другим аналитикам, пишущим об этом адском использовании человеческих жизней, он не представляет себе, что это значит, когда миллионы людей действительно верят в то, во что должны верить мусульмане. Даже если террористические группы преследуют какие-то краткосрочные цели, это не значит, что именно это, а не религиозные догматы, — главный мотив их деятельности. Пейп утверждает, что «самой главной целью для этих людей является независимость их родины (популяции, собственности, образа жизни) от иноземного влияния или контроля. Но он забывает о том, что эти люди сами определяют свою идентичность с помощью религии. Размышления Пейпа не работают в случае Аль-Каиды. Приписывать «территориальные» и «националистические» мотивы Осаме бен Ладену совершенно неразумно, поскольку Осаму беспокоили лишь распространение ислама и мусульманские святыни. Террористы-смертники, во всяком случае в мусульманском мире, — это чисто религиозный феномен, напрямую связанный с идеями мученичества и джихада, которые позволяют предсказать такое поведение и оправдывают его своей логикой. Этот феномен стоит столь же далеко от секулярного мира, как и молитва.

В. Lewis, The Crisis of Islam: Holy War and Unholy Terror (New York: Modern Library, 2003), 32.

 M. Ruthven, Islam in the World, 2d ed. (Oxford; Oxford Univ. Press, 2000), 7.

 Некоторые из этих речений приводит Льюис (Lewis, Crisis of Islam, 32). Другие взяты из Интернета: www.usc.edu/dept/MSA/refer ence/searchhadith. html.

 Lewis, Crisis of Islam, 55.

 «Идолопоклонство хуже, чем убиение» (Коран 2:191). Правление могольского императора Акбара (1556-1605) представляет исключение, однако терпимое отношение Акбара к индуистам было открытым нарушением исламских законов.

 F. Zakaria, The Future of Freedom: Illiberal Democracy at Home and Abroad (New York: W. W. Norton, 2003), 126.

 См. A. Dershowitz, The Case for Israel (Hoboken, N. J.: John Wiley, 2003), 61.

 Cм. R. S. Wistrich, Anti-Semitism: The Longest Hatred (New York: Schocken Books, 1991), and Dershowitz, Case for Israel.

 L. Binder, Islamic Liberalism: A Critique of Development Ideologies (Chicago: Univ. of Chicago Press, 1988), 129.

 A. Cowell, «Zeal for Suicide Bombing Reaches British Midland», New York Times, May 2, 2003. Возьмем, например, Великобританию: живущие здесь мусульмане участвовали в боевых действиях Талибана, организовывали теракты в Йемене, совершали попытки взрывов самолетов, похищали и убивали журналистов в Пакистане. Недавно двое из британских подданных вызвались стать террористами-смертниками в Израиле (одному это удалось, другому нет).

 Lewis, Crisis of Islam, xxviii.

 Ruthven, Islam in the World, 137.

 Умудренный Юсуф Ислам написал следующие слова в ответ на вопросы людей, шокированных этой фатвой Хомейни:

 К. Н. Pollack, «‘The Crisis of Islam’: Faith and Terrorism in the Muslim World*, New York Times Book Review, April 6, 2003.

 Томас Карлейль (1795-1881) написал такие слова: «Должен признаться, это мне было читать труднее, чем что-либо иное за всю мою жизнь. Утомительная и запутанная, неумелая и дурно написанная книга с бесконечными повторами, с обилием лишних и темных словес... короче сказать — невообразимая нелепица! Европеец может читать Коран лишь по одной причине — из чувства долга!» Цитируется по Ruthven, Islam in the World, 81—-82.

 Цит. no P. Berman, Terror and Liberalism (New York: W. W. Norton, 2003), 68.

 www.people-press.org.

 Christopher Luxenberg (это псевдоним), специалист по древним семитическим языкам, недавно показал, что мусульмане населили рай «девственницами» (арабское hur, откуда и происходит слово «гурии», в буквальном переводе — «белые). Вероятно, описания рая в Коране заимствованы из более древних христианских текстов, где часто используется арамейское слово hur, означающее «белый изюм». Похоже, этот изюм был драгоценным деликатесом в древнем мире. Представьте себе лицо юного мученика, который обнаружил, что в раю ему вручают просто горсть изюма, а не то, чего он так ожидал. См. A. Stiile, «Scholars Are Quietly Offering New Theories of the Koran», New York Times, March 2, 2002.

 S. P. Huntington, The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order (New York: Simon and Schuster, 1996).

 E. W. Said, «The Clash of Ignorance», Nation, Oct. 4, 2001.

 Так у автора. Джим Джонс был основателем религиозного движения «Народный храм». История этого движения завершилась одним из самых страшных и загадочных преступлений второй половины XX века — в Джонстауне, Гайана, были обнаружены около 1000 тел последователей Джонса. Основателем «Ветви Давидовой» был Дэвид Кореш, погибший вместе с более чем 70 своих последователей (включая 21 ребенка) в 1993 году в США. В обоих случаях есть версии, что к трагической развязке имели непосредственное отношение спецслужбы США. — Прим. ред.

 E. W. Said, «Suicidai Ignorance», CounterPunch, Nov. 18, 2001.

 Нас может также насторожить усиление политического влияния христианства в развивающемся мире; см. P. Jenkins, «The Next Christianity», Atlantic Monthly, Oct. 2002, pp. 53—68.

 Данные из отчета ООН Arab Human Development Report 2002, которые приводит Льюис — см. Lewis, Crisis of Islam, 115—17.

 Cм. R. D. Kaplan, «The Lawless Frontier», Atlantic Monthly, March 2000, pp. 66-80.

 S. Atran, «Opinion: Who Wants to Be a Martyr?» New York Times, May 5, 2003. Как написано в данной статье, один социальный работник из Пакистана провел интервью с 250 потенциальными палестинскими смертниками и их вербовщиками и сделал следующий вывод: «Ни один из них не был необразованным и крайне бедным, ни один не страдал от снижения интеллекта или депрессии... Все они производили впечатление совершенно нормальных членов своих семей». Автор также приводит отчет об опросе 2001 года, проведенном центром Palestinian Center for Policy and Survey Research, где говорится: «Палестинцы, образование которых занимало 12 и более лет, значительно чаще поддерживают террористов-смертников, чем палестинцы, не умеющие читать».

 В. Hoffman, «The Logic of Suicide Terrorism», Atlantic Monthly, June 2003, pp. 40—47.

 Возможно, именно это происходит теперь в Иране. Установив исламскую теократию, иранцы все больше избавляются от той иллюзии, что их проблемы связаны с недостаточной верностью исламу.

 Закария (Zakaria, Future of Freedom) приводит данные опроса CNN (февраль 2002), проведенного в девяти мусульманских странах. Около 61% опрошенных заявили, что не верят, будто теракты 11 сентября совершили арабы. Несомненно, 39% людей, придерживающихся иного мнения, выражают представления миллионов мусульман, которые желают, чтобы арабы, выполнившие свой ужасный долг, получили должное признание.

 В настоящей книге мы не можем достойным образом продемонстрировать все богатство фантастических представлений, свойственных мусульманскому миру. Приведу лишь один пример подобных нелепостей: многие жители Ирака думают, что широко распространенное мародерство после падения режима Саддама было подстроено американцами и Израилем как часть ужасного сионистского плана. Нападения на американских солдат на самом деле совершали агенты ЦРУ — это входило в состав «секретной операции, целью которой было продлить срок американской оккупации». Без комментариев! См. J. L. Anderson, «Iraq’s Bloody Summer», New Yorker, Aug. 11, 2003, pp. 43-55.

 Berman, Terror and Liberalism, 153.

 Об антисемитизме в ведущих периодических изданиях Европы см. также М. В. Zuckerman, «Graffiti on History’s Walls», U. S. News and World Report, Nov. 3, 2003.

 Dershowitz, Case for Israel, 2.

 Об этом чудесном вознесении (ми'радж) рассказывают только Хадисы, хотя, возможно, на него намекает и Коран (17:1). Сравнение Израиля с нацистской Германией особенно возмутительно по той причине, что палестинцы сотрудничали с нацистами во время войны. Их запланированные нападения на евреев в 1930-х и 1940-х годах повлекли за собой смерть сотни тысяч евреев Европы, которые не получили or правительства Великобритании разрешения на иммиграцию. Это не было случайностью. Хадж Амин аль-Хусейни, в военные годы бывший муфтием Иерусалима и вождем палестинцев, консультировал нацистов по еврейскому вопросу. Генрих Гиммлер даже устроил ему персональную экскурсию по Освенциму, и аль-Хусейни мечтал создать свой лагерь смерти в Палестине после военной победы Германии. Все эти действия были преданы широкой огласке, что только усилило популярность аль-Хусейни в арабском мире. Его разыскивали как политического преступника, но Египет предоставил ему политическое убежище. Совсем недавно, в 2002 году, Ясир Арафат, глава администрации Палестинской автономии, называл аль-Хусейни «героем». См. Dershowitz, Case for Israel, 56.

 Berman, Terror and Liberalism, 183.

 Ibid., 206-7.

 См. ibid., 108 «Хомейни окружил такого рода смерти священным ореолом — такая смерть масс по приказу Хомейни позволяла достичь наивысшей и прекраснейшей награды. По всему Ирану юноши желали участвовать в этом шествии по минным полям, чтобы стать мучениками, и в этом их поддерживали матери и члены семьи. Это было массовое самоубийство. Это была одна из самых жутких войн во всей истории человечества...»

 Ibid.

 J. Baudriliard, The Spirit of Terrorism, trans. C. Turner (New York: Verso, 2002).

 Выражение «наши враги», брошенное мимоходом и без смущения, может показаться странным. Мне и самому странно писать такие слова. Но я уверен, что это верное слово (пусть читатель сам очертит границы, широкие или узкие, того «мы», к которому выражение «наши враги» относится). Ошибка либералов, которую я попытаюсь вам показать в данной главе, заключается в следующем представлении: мы сами создали этих врагов, а потому в нравственном смысле им тождественны. Это не так. Анализ их религиозной идеологии показывает, что эти люди, обладай они властью, предали бы нас мечу задолго до появления Всемирного банка, Международного валютного фонда и Всемирной торговой организации.

 N. Chomsky, 9—11 (New York: Seven Stories Press, 2001), 119.

 Сборник «Американо-вьетнамские отношения, 1945—1967: Исследование» (United States-Vietnam Relations, 1945—1967: A Study). Его составление было начато в 1967 году по инициативе министра обороны США. Документы Пентагона предназначались только для внутреннего пользования. В 1971 году часть материалов была опубликована в прессе, что способствовало усилению антивоенных настроений в обществе. — Прим. ред.

 P. Unger, Living High & Letting Die: Our Illusion of Innocence (Oxford: Oxford Univ. Press, 1996).

 A. Roy, War Talk (Cambridge, Mass.: South End Press, 2003), 84-85.

 J. Glover, Humanity: A Moral History of the Twentieth Century (New Haven: Yale Univ. Press, 1999), 58.

 Хью Томпсон. Он и двое его подчиненных, Колбурн и Андреотта, спустя 30 лет были награждены «Солдатским орденом» (последний — посмертно) за спасение мирного населения Май Лай. — Прим. ред.

 Ibid., 62.

 Все ли зависит от намерений? Что мы можем сказать, например, о тех христианских миссионерах в Новом Свете, которые крестили индейских младенцев, а затем их тотчас же убивали, чтобы те точно попали на небеса? У них (несомненно) были благие намерения. Можно ли назвать их действия этичными? Да, в рамках их ограниченных представлений о мире. Средневековый аптекарь, дававший больным ртуть, действительно хотел им помочь. Он просто опирался на ошибочные представления о действии этого элемента на тело человека. Намерения важны, но их недостаточно.

 Zakaria, Future of Freedom, 138.

 Ibid., 143.

 Ibid., 123.

 Ibid., 150.

 Cм.: Robert Kaplan, Supremacy by Stealth, Atlantic Monthly, Jan. 2003, p. 65—83, где автор убедительно показывает, что подобного рода вмешательства должны быть почти во всех случаях скрытыми и что в ближайшем будущем за них могут нести ответственность только США.

 Glover, Humanity, 140.

 М. Rees, Our Final Hour (New York: Basic Books, 2003), 42.

 На обеде в 1971 году Рейган сказал калифорнийскому законодателю Джеймсу Миллсу, что «все готово к битве Армагеддона и Второму пришествию Христа». Президент позволял Джерри Фалвеллу посещать брифинги, где обсуждались проблемы национальной безопасности, и пригласил известного автора, который много говорил об Армагеддоне, Хэла Линдси выступить с речью о ядерной войне с Россией перед высшими чинами Пентагона. Цит. по Е. Johnson, Grace Halsell’s Prophecy and Politics: Militant Evangelists on the Road to Nuclear War, Journal of Historical Review 7, no. 4 (Winter 1986).

 См. об этом подробнее в кн. G, Gorenberg, The End of Days: Fundamentalism and the Struggle for the Temple Mount (Oxford: Oxford Univ. Press, 2000).

 Ibid., p. 80.

 Justic Roy Moore’s Lawless Battle, editorial to New York Times, Dec. 17, 2002.

 Frank Rich, Religion for Dummies, New York Times, April 23, 2002.

 www.gallup.com.

 Rich, Religion. See also F. Clarkson, Eternal Hostility: The Struggle between Theocracy and Democracy (Monroe, Maine: Common Courage Press, 1997).

 E. Bumiller, Evangelicals Sway White House on Human Rights Issues Abroad, New York Times, Oct. 26, 2003.

 C. Mooney, W. ’s Christian Nation, American Prospect, June 1, 2003. См. также вебсайт движения Americans United for Separation of Church and State (www.au.oig).

 Одна из проблем федерального финансирования религиозных организаций заключается в том, что эти организации не подчиняются тем правилам обеспечения равных возможностей трудоустройства, которым следуют все прочие некоммерческие организации. Так, церковные группы могут отказать в приеме на работу гомосексуалистам, разведенным и вступившим в повторный брак и т. д., но при этом они продолжают получать федеральные средства. Они также могут найти хитроумные способы для того, чтобы тратить эти средства на прозелитизм. Распределяя эти средства, федеральное правительство фактически должно принимать решения о том, какую религию считать подлинной, а какую нет — и эта обязанность сама по себе чревата проблемами.

 М. Dowd, Tribulation Worketh Patience, New York Times, April 9, 2003.

 W. M. Arkin, The Pentagon Unleashes a Holy Warrior, Los Angeles Times, Oct. 16, 2003.

 J. Hendren, Religious Groups Want Outspoken General Punished, Los Angeles Times, Oct. 17, 2003,

 G. H. Gallup Jr., Religion in America 1996 (Princeton: Princeton Religion Research Center, 1996).

 Paul Krugman, «Gotta Have Faith», New York Times, April 27, 2002.

 A. Scalia, «God’s Justice and Ours», First Things, May 2002, pp. 17-21.

 www.gallup.com/poli/releases/pi030519.asp.

 Mooney, W. ’s Christian Nation.

 Cм.: Scalia’s dissent to Daryl Renard Atkins, Petitioner, v. Virginia, on writ of certiorari to the supreme court of Virginia, June 20, 2002.

 Cм.: Scalia’s dissent to John Geddes Lawrence and Tyron Gamer, Petitioners v. Texas, on writ of certiorari to the court of appeals of Texas, fourteenth district, June 26, 2003.

 Так, знаменитый серийный убийца Тед Банди накануне казни уверял, что некоторые ужасные идеи ему внушила жесткая порнография. См. R. Shattuck, Forbidden Knowledge: From Prometheus to Pornography (New York: St. Martin’s Press, 1996).

 Я не стал здесь подробно рассматривать вопрос о том, чем общественные формы свободы отличаются от частных. Разумеется, существует масса вещей, которые совершенно невинны, если ты их делаешь дома, но неуместны на публике просто потому, что они могут раздражать других. Мы обычно не варим себе обед на тротуаре, не стрижем волосы в салоне самолета или не берем любимую домашнюю змею в кинотеатр — все это примеры ситуаций, когда частную свободу невозможно перенести в публичные места.

 К счастью, Верховный суд (см. материалы процесса Lawrence and Gamer v. Texas), похоже, признал эти законы неконституционными (см. www.cnn.com/2003/LAW/06/26/scotus. sodomy).

 Если посмотреть на проблему борьбы с наркотиками с точки зрения здоровья, многие вещи становятся яснее. Наши законы запрещают раздавать зависимым чистые иглы, что увеличивает распространение СПИДа, гепатита С и других болезней, передающихся подобным путем. Поскольку потребляющий наркотики человек плохо себе представляет степень загрязнения и дозировку нелегально добытого вещества, это резко увеличивает риск отравления или передозировки (как это было с алкоголем, когда тот был запрещен). Парадоксальным образом запрет на наркотики привел к тому, что несовершеннолетним их стало легче приобрести, потому что здесь сформировался подпольный рынок. Законы, ограничивающие применение опиатов в медицине для обезболивания, просто увеличивают страдания умирающих в последние месяцы их жизни.

 L. Carroll, Fetal Brains Suffer Badly from the Effects of Alcohol, New York Times, Nov. 4, 2003.

 www.drugwarfacts.com.

 www.rand.org/publications/RB/RB6010/.

 О подобных приговорах см.: E. Schlosser, Reefer Madness: Sex, Drugs, and Cheap Labor in the American Black Market (New York: Houghton Mifflin, 2003).

 Около 51 % людей из всех, совершивших акты насилия, выходят на свободу после или в течение двух первых лет отбывания срока наказания, 76% получает свободу в течение четырех лет и менее (wwwjp.org). На федеральном уровне средний срок пребывания в тюрьме по делам, связанным с наркотиками, составляет 6 лет и 3 месяца (по данным Office of National Drug Control Policy [ONDCP] Drug Data Summary, www.whitehousedrugpolicy. gov).

 И это еще не полная картина. Во многих штатах у человека, которого просто подозревают в преступлении, связанном с наркотиками, могут конфисковать имущество, а тем, кто на него донес, могут вручить награду в размере четверти стоимости этого имущества. Остальные средства идут в отделения полиции, бюджет которых теперь зависит от подобных конфискаций. Именно такая ситуация сделала инквизицию коррумпированной (если мы вправе говорить о «коррупции» этого института вообще). Обвиняемый, подобно еретикам, вынужден предать своих товарищей, чтобы ему сократили срок заключения. Если человек не может (или не хочет) назвать своих сообщников, срок наказания увеличивается до фантастических размеров. Подобного рода информация так высоко ценится, что ею начали торговать на особом черном рынке. Обвиняемые, которым некого выдать, вынуждены покупать сведения у профессиональных информаторов (и это стоит недешево). В итоге полицейские научились захватывать собственность, вместо того чтобы бороться с преступлениями. Конфискация и лишение права собственности совершаются даже в тех случаях, когда подозреваемого признают невиновным в каких-либо уголовно наказуемых преступлениях. Одно исследование национальных масштабов показало, что собственность конфискуют в 80% случаев всех уголовных процессов (www.drugwarfacts.com). В результате таких мудрых законов иногда восьмидесятилетние супруги навсегда теряют свои дома по той причине, что их внука застукали за курением травки. Больше подобных фактов см. в кн. Schlosser, Reefer Madness.

 Данные ONDCP Drug Data Summary (March 2003). Война с наркотиками также стала великим инструментом расовой дискриминации: в США черные составляют лишь 12% населения и 13% от всех потребителей наркотиков, в то же время они составляют 38% арестованных и 59% осужденных по делам, связанным с наркотиками. Наше законодательство лишило массу черных семей отцов, а это опустошает наши города, а также повышает стоимость наркотиков и делает наркоторговлю более доходным бизнесом. (См.: www. drugwarfacts.com. )

 Ibid.

 М. S. Gazzaniga, Legalizing Drugs: Just Say Yes, National Review, July 10, 1995, pp. 26—37, где подсчет автора приводит примерно к таким же результатам. Разумеется, с каждым следующим годом эта цифра становится больше.

 W. F. Buckley Jr., The War on Drugs Is Lost, National Review, Feb. 12, 1996.

 www.lindesmith.oig.

 Когда последний раз кого-либо убили в конфликтах вокруг сбыта алкоголя или табака? Можно с уверенностью сказать, что нормальное положение вещей воцарилось бы и здесь, если бы государство регулировало торговлю наркотическими средствами. В самом начале нынешней «войны с наркотиками» экономист Милтон Фридман заметил, что «легализация наркотиков одновременно снизила бы количество преступлений и улучшила бы работу органов правопорядка». Далее он предложил читателю «придумать какую-либо еще меру, которая бы так сильно продвинула вперед закон и порядок» (Friedman, Prohibition and Drugs, Newsweek, May 1, 1972). Эти слова были справедливы тогда и остаются истиной сегодня, после трех десятилетий благочестивой анархии; преступления, окружающие торговлю наркотиками, — это неизбежное последствие самих наших законов против наркотиков,

По данным правительства США, из двадцати восьми организаций, официально признанных террористическими, двадцать частично или полностью финансируют свою деятельность за счет торговли наркотиками. (См.: www.theantidrug. com/drugs_terror/terrotgroups. html.)

 S. Weinberg, What Price Glory, New York Review of Books, Nov. 6, 2003, p. 55-60.

 Все это безумие сохраняется, несмотря на то что легальная и регулируемая продажа наркотических средств эффективнее всего оберегла бы от них несовершеннолетних (вы слышали, чтобы кто-нибудь тайно продавал водку на школьном дворе?), подорвала бы основу существования преступных группировок, на десятки миллиардов долларов снизила бы расходы на правоохранительные органы, принесла бы другие миллиарды в виде налогов в казну и освободила бы сотни тысяч полицейских, чтобы они могли направить свои силы на борьбу с насильственными преступлениями и терроризмом. Но пойти на это мешает страх, что легализация наркотических средств вызовет эпидемию наркомании. Здравый смысл, а также опыт таких стран, как Голландия, показывает, что этот страх необоснован. Более 100 миллионов американцев из тех 108 миллионов, что принимали запрещенные наркотические средства, утверждают, что феномен зависимости не то же самое, что употребление, и нужная информация поможет потребителям наркотиков не впасть в зависимость. Зависимость, несомненно, следует лечить — для чего у нас на данный момент также не хватает средств.

 См., например: D. Kahneman and A. Tversky, On the Reality of Cognitive Illusions, Psychological Review 103 (1996): 582—91.

 Misguided Faith on AIDS (editorial), New York Times, Oct. 15, 2003.

 N. Kristof, When Prudery Kills, New York Times, Oct. 8, 2003.

 Ibid.

 Кроме того, Кристоф неверно понимает знаменитое изречение Эйнштейна: «Наука без религии хрома, религия без науки слепа». Он считает, что Эйнштейн здесь с уважением относится к религиозной вере, не требующей доказательств. «Наука без религии хрома» означает просто, что «науку творит только тот, кто наполнен стремлением к истине и познанию. Однако источником такого рода чувства является религия». Религия же без науки слепа по той причине, что у нее нет доступа к истине — в понимании Эйнштейна она не более чем «источник чувства», то есть такого стремления к истине, которое невозможно обосновать научно. Таким образом, вера есть просто голод, а разум — сама пища.

 N. Davies, Europe: A History (Oxford: Oxford Univ. Press, 1996).

 Говоря о связи этики и счастья, мы не сводим все этические вопросы к утилитаризму. Многие моральные проблемы не поддаются утилитарному подходу, но остаются проблемами этики, что я намерен показать, лишь в той степени, в какой их решение может причинить кому-либо страдание. Я решил не пользоваться моральными категориями, которые обычно употребляют в любых разговорах об этике, — такими, например, как утилитаризм (или консеквентиализм) и деонтология. Я не считаю, что эти категории действительно столь сильно отличаются одна от другой и столь ценны для понимания этики, как принято думать.

 Кто-то может возразить, что иные поступки делают «жертвами» других людей более тонким способом. Я никогда не встречал убедительных аргументов подобного рода. Разумеется, некоторые поступки могут повлиять на счастье того, кто их совершает, но это становится вопросом этики лишь в том случае, когда речь идет о счастье других.

 См. М. D. Hamer, Swappable Minds, in The Next Fifty Years, ed. J. Brockman (New York: Vintage, 2002).

 B. Russell, Why I Am Not a Christian, ed. P. Edwards (New York: Simon and Schuster, 1957), vi.

 Это утверждение занимает центральное место в знаменитом труде Карла Густава Юнга о Книге Иова: Carl Jung, Answer to Job, trans. R. F. C. Hull (Princeton: Princeton Univ. Press, 1958).

 Представление о свободной воле человека стоит как за религиозной концепцией греха, так и за нашим «правосудием воздаяния». И потому проблема свободы воли должна интересовать не одних только философов. Если нет свободы воли, грешники есть просто дурно сделанные механизмы, и любое правосудие, которое должно нести воздаяние (а не реабилитацию или просто ограничение свободы), было бы чем-то совершенно нелогичным. К счастью, мы не можем сомневаться в том, что сам человек влияет на свои поступки или на то, совершает ли он такой-то поступок или нет, У нас есть надежные основания для этики и законодательства, и для этого нам не обязательно обращаться к иллюзорным схемам.

 Мы можем чувствовать нравственную обязанность сохранить некоторые камни для будущих поколений, но эта обязанность относится к другим людям, а не к самим камням. Мысль о том, что сознание существа тождественно тому, что для него «имеет значение, как быть таким-то существом», принадлежит Т. Nagel, «What Is It like to Be a Bat», in Mortal Questions (Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1979).

 To есть не чувствуют боли в феноменальном смысле; даже Декарт мог видеть, что животные стремятся избегать воздействия некоторых стимулов, он просто считал, что для них «имеет значение, как быть животным. В его ошибке есть доля истины: иногда нам кажется, что нечто обладает сознанием, когда оно сознанием не обладает (скажем, тест Тьюринга не позволяет ответить на вопрос, обладает ли физическая система сознанием на самом деле, но скорее позволяет отбирать системы, которые мы могли бы заподозрить в наличии сознания). С точки зрения бихевиоризма то, что кажется нам сознанием, является сознанием. Если в этом утверждении и содержится зерно истины, я его пока еще не нашел.

 Цит. по: J. М. Masson and S. McCarthy, When Elephants Weep: The Emotional Lives of Animals (New York: Deiacorte Press, 1995), 18.

 Этот вопрос достаточно важен. Что значит «быть шимпанзе»? Если бы мы лучше понимали переживания шимпанзе, даже самое осторожное использование этих животных в исследованиях, быть может, показалось бы нам непростительной жестокостью. Если бы мы могли побыть «в шкуре» обезьяны, быть может, мы бы уже считали безнравственным разлучать братьев и сестер между собой, не говоря уже об экспериментах на их теле, которые удовлетворяют наше любопытство. Здесь уместно снова напомнить, что речь идет о сухих фактах — независимо от того, придумаем ли мы путь их нахождения или нет. Испытывает ли свинья перед тем, как ее забивают, нечто вроде ужаса? А что, если она действительно чувствует такую боль, которую ни один порядочный человек не захочет причинять другому безгласному существу? На данный момент мы ничего об этом не знаем. Но мы знаем (или должны знать), что ответ на этот вопрос может радикальным образом изменить наши привычные действия.

 Обзор нынешнего положения дел в изучении нравственного суждения на уровне мозга — см.: W. D. Casebeer, Moral Cognition and its Neural Constituents, Nature Reviews Neuroscience 4 (2003): 840— 46. Очевидно, что на данном этапе исследований еще рано делать какие-либо убедительные выводы.

 Существует богатая литература о нравственности и этике — для меня эти слова взаимозаменяемы, — но подобно большинству авторов, которые не слишком ценят метафизику, я нахожу в них мало ценного. Что же касается этики, я думаю, сначала нам надо использовать все возможные ресурсы здравого смысла и лишь после этого мы можем обратиться к древним философам. Я мыслю отнюдь не в кантовских категориях и потому хочу отложить в сторону и Канта, и всех других философов. Конечно, опираясь на «здравый смысл» там, где обычно опираются на туманные специальные термины, я рискую услышать множество разных вопросов от читателей. Действительно, что для одного человека здравый смысл, то для другого — первородный грех. Я также описываю сферу нравственности своими словами и потому не рассматриваю многие проблемы, которые люди считают существенно важными. Я полагаю, это не столько слабая, сколько сильная сторона моего подхода, поскольку я думаю, что нам следует создать совершенно новую карту неизведанной земли нравственности. Я также отложил в сторону сложные вопросы о взаимоотношениях между нравственностью, законом и политикой. Хотя эти сферы, несомненно, пересекаются, в настоящей книге нет места для разбора их взаимного влияния друг на друга, которое вызывает массу споров.

 Конечно, здесь таится опасность «циркулярного мышления»: только тех, у кого произойдет такая конвергенция взглядов, можно назвать «адекватными». Но подобная циркулярная логика не уникальна для сферы этики и не представляет собой проблемы. Обычно мы хотим убедиться в том, что данная группа людей глубоко понимает современные теории, и лишь потом начинаем принимать их представления всерьез — но это не значит, что в нашем представлении о мире нет места для радикальных переворотов.

 С. Hitchens, Mommie Dearest, Slate, Oct, 20, 2003, siate.msn. com.

 R. Rorty, Hope in Place of Knowledge: The Pragmatics Tradition in Philosophy (Taipei: Institute of European and American Studies, Academia Sinica, 1999), 90—91.

 Отцом прагматизма принято считать Уильяма Джемса. Остается открытым вопрос о том, развивал ли он философию Чарлза Сандерса Пирса или полностью ее разрушил, — можно найти убедительные аргументы за обе точки зрения в трудах самого Джемса в зависимости от того, в каком настроении он писал. Несомненно, этот великий человек сам постоянно противоречил себе. Вот что сказал о его репутации Джордж Сантаяна: «В Америке принято, выразив восхищение гением Джемса, проходить мимо, и это оправдано: мы восхищаемся тем, как он начал, и не очень интересуемся тем, куда он пришел» (George Santayana, Persons and Places [Cambridge: MIT Press, Î963Î, 401), Что же касается прагматизма, то я в первую очередь обращался к трудам Ричарда Рорти, который описывает эту философскую позицию крайне ясно и последовательно — к радости и своих единомышленников, и своих критиков.

 Принцип полезности, которая важнее истины, легко выставить в виде карикатуры и неверно понять — что и происходило с тех самых пор, как Уильям Джемс впервые сформулировал принципы прагматизма на лекции перед членами Философского объединения Калифорнийского университета в 1898 году. Несмотря на насмешки Бертрана Рассела в его «Истории западной философии», где упрямый прагматист нашел полезным думать, что каждого мужчину, попавшего в его поле зрения, зовут Эбенизером Уайлксом Смитом, прагматизм не абсурдная выдумка ума, выдающего желаемое за действительное. В своих утонченных формах он отражает разные грани здравого смысла. Углубляясь в этот подход, мы можем в течение одного часа пройти все стадии принятия успешной теории, описанные Джемсом: сначала она кажется нелепостью, затем банальной истиной, а в конце — чем-то столь важным, что хочется сказать: «Я всегда это знал».

 P. Berman, Terror and Liberalism (New York: W. W. Norton, 2003), 171.

 Следует заметить, что реализм — это эпистемологическая позиция, а не онтологическая. Непонимание этого постоянно вызывает путаницу в умах философов. Например, часто слышишь утверждения, что реализм противоположен различным формам идеализма и субъективизма, а также некоторым теориям физики (скажем, квантовой механике в понимании Бора), которые отводят субъекту важную роль в материальном мире. Но если луна не существует, пока кто-нибудь на нее не поглядит, это утверждение все равно остается истиной (которая не зависит от того, знает ли кто-нибудь, как устроен мир, или нет). Утверждение о том, что реальность имеет определенный характер, не означает, что этот характер должен быть нам понятен или что он не может быть крайне переменчивым — или даже что сознание и мысль не могут играть важной роли в его определении. Если реальность меняет свой цвет каждый раз, когда физик моргает, это все равно будет реалистичной истиной.

 Существует наивная версия реализма, у которой сегодня немного защитников. Это представление о мире, которое мы наследуем вместе с десятью пальцами на руках и десятью на ногах и которое надежно защищено от философских сомнений. Для такого реализма мир более или менее соответствует идеям здравого смысла: столы и стулья действительно существуют в трехмерном физическом пространстве, трава зеленая, небо голубое, все состоит из атомов, а каждый атом — из мельчайших частиц. Наши чувства и их «расширение» — в виде телескопов, микроскопов и т. д. — просто передают нам факты о том мире, каков он есть. Такой реализм, несомненно, помогает нам ориентироваться в этом мире, однако современные научные и философские теории на него не опираются. И ни одна из форм философского реализма сегодня не развивает эту версию реализма.

 J. Habermas, On the Pragmatics of Communication, ed. M. Cooke (Cambridge: MIT Press, 1998), 357.

 Чтобы представить себе главные черты модели познания в прагматизме, стоит рассмотреть одну работу Дональда Дэвидсона (Donald Davidson). Это влиятельный философ, на мысли которого о мышлении и смысле сегодня, похоже, опираются сторонники прагматизма Рорти. В своем неизданном труде «The Myth of the Subjective» Дэвидсон утверждает, что любое представление о мире, вместе с его концепциями и претензией на истинность, должно переводиться на язык любого другого представления:

 Такие вещи часто неудачно называют «ошибкой натурализма». По словам Дж. Э. Мура (G. E. Moore), настоящая ошибка натурализма имеет иной характер. Мур говорил, что наши суждения о благом нельзя свести к другим качествам, таким, как счастье. Он бы, несомненно, обвинил меня в ошибке натурализма из-за того, что я кладу счастье в основу определения этики. Мур опирался на свой «аргумент открытого вопроса»: похоже, при любом состоянии счастья мы вправе задать вопрос: «Хороша ли сама по себе данная форма счастья?» Поскольку этот вопрос всегда продолжает обладать смыслом, это значит, что счастье нельзя отождествить с добром. Я бы на это возразил, что на самом деле при этом мы задаем несколько иной вопрос: «Способствует ли (препятствует ли) эта форма счастья высшему счастью?» Этот вопрос также логичен, и он позволяет связать представления о благом с опытом существ, наделенных даром чувств.

 S. Pinker, The Blank Slate (New York: Viking, 2002), 53-54.

 J. Glover, Humanity: A Moral History of the Twentieth Century (New Haven: Yale Univ. Press, 1999), 24.

 Цит. no: O. Friedrich, The End of the World: A History (New York: Coward, McCann & Geoghegan, 1982), 61.

 Христианское вероучение превратило сексуальный невроз в принцип культурного угнетения. Этот тезис нет нужды доказывать. Может быть, самыми шокирующими разоблачениями последних лет (на фоне тысяч раскрытых случаев педофилии среди священников США) были истории монахинь, которые руководили детскими домами в Ирландии в 1950-х и 1960-х годах. Одна из групп монахинь, по иронии судьбы носившая название Сестры милосердия, начинала мучить детей уже с возраста в одиннадцать месяцев (применяя бичевание, ошпаривание и невообразимую психологическую жестокость) за «грехи их родителей» (то есть за то, что эти дети — незаконнорожденные). Из-за древних представлений о женской сексуальности, первородном грехе, девственном рождении и т. д. таких детей тысячами отбирали у невенчанных матерей и отдавали на усыновление в другие страны.

 Сведения о подобных убийствах постоянно поступают к нам из мусульманских стран. В качестве свежего примера см.: N. Вапег-jee, Rape (and Silence about It) Haunts Baghdad, New York Times, July 16, 2003. На веб-сайте ЮНИСЕФ приводится такая статистика:

 В буддистской традиции, где подобные состояния культивируются наиболее систематичным образом, человек наряду с любовью и состраданием взращивает в себе невозмутимость и сочувственную радость (радость о счастье другого). Принято думать, что эти состояния должны взаимно уравновешивать одно другое.

 Не стоит сомневаться в том, что разные люди в разной мере одарены этическим мышлением. В частности, не все люди замечают связь между своими установками относительно других и своим собственным счастьем. Хотя идея об иерархии нравственного знания выглядит недемократично, мы знаем, что знания распределены в мире неравномерно. Это не значит, что человеку надо усвоить множество фактов, чтобы стать нравственным. Этика скорее похожа на игру в шахматы, чем на медицину — здесь не столь много фактов, которые следует усвоить, и даже твердо усвоенное нелегко использовать в жизни. Идея о том, что в сфере нравственности не существует «экспертов» — как часто думают и последователи Канта, и их противники, — подобна идее о том, что не существует экспертов в шахматах на том основании, что мы все в одинаковой мере умеем правильно переставлять фигуры. Нам не нужны эксперты, чтобы судить о положении вещей, и они не нужны нам, чтобы сделать вывод, что жестоким быть плохо. Но эксперты могут подсказать нам оптимальный ход в данной позиции, и можно не сомневаться в том, что нам нужны эксперты, которые сказали бы нам, что любовь ко всем людям, без различия, дает человеку больше счастья, чем избирательная любовь к близким людям (если у нас есть таковая).

 60 Minutes, Sept. 26, 2002.

 Конечно, этих людей задерживают на неопределенный срок, лишая их возможности обратиться к адвокату, и это должно нас беспокоить. См.: R. Dworkin, Terror and the Attack on Civil Liberties, New York Review of Books, Nov. 6, 2003, pp. 37—41, где содержится глубокий раpбор связанных с этим юридических и этических вопросов.

 На мой взгляд, мы можем избегнуть такого вывода с помощью рассуждений о «совершенном оружии», представленных в главе 4. В конце концов, целенаправленное причинение страдания невинным отличается от случайного. Включив членов семьи подозреваемого в терроризме в число тех, кого можно пытать, мы нарушили бы этот принцип.

 Цит. по: Glover, Humanity, 55.

 Я подозреваю, что если бы наши СМИ не подвергали цензуре слишком откровенные образы войны, это бы исправило наши нравственные чувства в двух смыслах. Во-первых, мы бы острее почувствовали, какие ужасы готовы обрушить на нас враги: если бы мы, скажем, видели, как отрубают голову Дэниелу Пэрлу, вся страна исполнилась бы возмущения, которое могло бы нас мобилизовать. Во-вторых, если бы мы не скрывали от самих себя, как в реальности выглядит «сопутствующий ущерб», мы бы с меньшей охотой поддерживали применение неуправляемых, а, возможно, даже и управляемых бомб. Конечно, наши газеты и выпуски новостей вызывали бы ужас и отвращение, но я думаю, это дало бы нам почувствовать неотложность войны против терроризма и одновременно сделало бы нас благоразумнее в этой войне.

 См.: J. D. Greene et al., An fMRI Investigation of Emotional Engagement in Moral Judgment, Science 293 (Sept. 14, 2001): 2105—8; J. D. Greene, From Neural ‘Is’ to Moral ‘Ought’: What Are the Moral Implications of Neuroscientific Moral Psychology? Nature Reviews Neuroscience 4 (2003): 846—49.

 См.: M. Bowden, The Dark Art of Interrogation, Atlantic Monthly, March 2003, pp. 51—77, где глубоко рассматривается практика использования американцами и израильтянами «принуждения» на допросах.

 В философской литературе пацифизм понимают по-разному, здесь я рассматриваю так называемый «абсолютный» пацифизм, то есть убеждение в том, что насилие с нравственной точки зрения неприемлемо ни при каких условиях — включая самозащиту или защиту других. Сторонником такого пацифизма был Ганди, и это единственная форма пацифизма, претендующая на нравственную безупречность.

 Хочу ли я сказать, что нравственный долг требует противостоять злу открыто? Да, когда ставки высоки, это именно так. Кто-то может сказать, что в опасных ситуациях — когда открытое противостояние может стоить тебе жизни — лучше прибегнуть к скрытому противостоянию. Те замечательные люди, которые в годы Второй мировой войны укрывали у себя евреев или помогали им перебраться в безопасное место, являют хрестоматийный пример такого поведения. Несомненно, они сделали больше добра своими тайными делами, чем могли бы сделать, если бы в готовности умереть открыто протестовали против нацистов. Но они оказались в таком положении только потому, что лишь немногие люди были готовы сопротивляться нацизму. Если бы было такое сопротивление, самим нацистам пришлось бы прятаться в подвалах и вести там в дневниках разговоры с Богом, который их оставил, — им, а не маленьким невинным девочкам, которых ждал Освенцим. Таким образом, в качестве категорического императива лучшая позиция из возможных — это противостояние злу. В какой форме ему противостоять — это, конечно, открыто для обсуждений. Но просто игнорировать человеческое зло или уступать ему место — это не похоже на достойную этическую ПОЗИЦИЮ.

 G. Orwell, Reflections on Gandhi, in The Oxford Book of Essays, ed. J. Gross (Oxford: Oxford Univ. Press, !949), 506.

 Я не отрицаю того, что сами мысли эквивалентны определенным состояниям мозга. Но на повседневном уровне существует большая разница между приемом лекарства и принятием новой идеи. И лекарство и идея способны менять наше восприятие — и это один из самых поразительных фактов о человеческом мозге.

 Подобных трудов настолько много, что я здесь не привожу из них цитат, но примеры многих таких текстов можно найти в библиографии в конце книги.

 Что происходит после смерти и как сознание связано с материальным миром — эти вещи остаются тайной, но мы уже не можем сомневаться в том, что психическая деятельность человека зависит от работы его мозга — причем такая зависимость не соответствует нашим интуитивным представлениям. Рассмотрим одну общую особенность рассказов людей, переживших клиническую смерть: они нередко встречают любимых людей, которые раньше них отправились в мир иной. См.: A. Kellehear, Experiences Near Death: Beyond Medicine and Religion (Oxford: Oxford Univ. Press, 1996). Однако нам известно, что для распознания лиц у человека должна работать кора веретенообразной извилины, особенно правого полушария мозга. Если этот участок мозга поврежден, человек (среди прочего) лишается способности узнавать лица, что называется прозопагнозией. При этом зрение у человека совершенно нормально, он прекрасно различает цвета и формы. Он может распознать практически любой предмет в своем окружении, но не различает лиц даже своих ближайших друзей или членов семьи. Можем ли мы себе представить, что у человека при этом сохраняется неповрежденная душа, которая сохраняет способность узнавать близких? Похоже, это должно выглядеть именно так. Ведь если бы душа не могла сохранить все обычные способности мышления и восприятия, которыми обладает здоровый мозг, небеса бы населяли существа, страдающие от всевозможных неврологических проблем. Но что в таком случае мы можем сказать о состоянии живого человека, страдающего неврологическими нарушениями? Если человек, скажем, страдает афазией, его душа может говорить, читать и мыслить гладко? Если из-за церебральной атаксии у человека нарушена моторика, сохраняется ли у души координация движений руки и глаза? Это как если бы мы верили, что внутри разбитой машины живет новая машина, которая ждет своего момента, чтобы выйти на свободу.

 Когда предметом изучения становятся прайминг-эффекты и визуальное маскирование, «слепота к изменению» (D. J. Simons et al., Evidence for Preserved Representations in Change Blindness, Consciousness and Cognition 11, no. 1 [2002]: 78—97), ложная гемиано-пия и нарушение зрительно-пространственного восприятия (G. Rees et al., Neural Correlates of Consciousness in Humans, Nature Reviews Neuroscience 3 [April 2002]: 261—70), «бинокулярное соревнование» и другие нарушения бистабильности восприятия (R. Blake and N. К. Logothetis, Visual Competition, Nature Reviews Neuroscience 3, no. 1 [2002]: 13—21; N. K. Logothetis, Vision: A Window on Consciousness, Scientific American Special Edition 12, no. 1 (2002] 18—25) или «сле-позрение» (L. Weiskrantz, Prime-sight and Blindsight, Consciousness and Cognition 11, no. 4 [2002]: 568—81), значение сознания остается тем же: субъект (будь то человек или обезьяна) просто сообщает нам, словами или через поведение, изменился или нет характер его восприятия.

 Математик Алан Тьюринг разработал тест, который показывает, насколько адекватно компьютер может симулировать ум человека (и с тех пор в литературе его стали называть тестом на наличие «сознания» у компьютера). В процессе тестирования человек задает вопросы то другому человеку, то компьютеру, не зная, кто есть кто. Если в конце эксперимента он не может с уверенностью отличить компьютер от человека, значит, компьютер «прошел» тест Тьюринга. — Прим. авт.

 Но почему мы не используем общий наркоз, чтобы отключить сознание? Достаточно наполнить сосуды мозга нужной дозой препарата — и сознания нет. Но проблема заключается в том, что мы, на самом деле, не можем с уверенностью сказать, что сознание у человека под наркозом отсутствует. Когда мы смешиваем сознание со способностью дать о нем отчет, мы не можем отличить подлинное прекращение сознания от простой амнезии. Что вы переживали этой ночью? Возможно, вам кажется, что ничего не переживали — вы находились в «бессознательном» состоянии. Но, быть может, вы просто забыли свои сновидения? А когда вы их видели, вы явно находились в сознании. Быть может, сознание продолжает работать во всех фазах сна. Мы не способны с уверенностью отбросить такую возможность, если опираемся только на отчет субъекта.

 Далее намеренно оставлены два типа «я»: закавыченное местоимение со строчной буквы и существительное с заглавной как перевод self. — Прим. пер.

 Тем не менее ученые и философы отождествляют Я именно с этими вещами. Недавно в Нью-Йоркской академии наук проходила конференция под названием «Человеческое Я: от души к мозгу». На этом мероприятии прозвучало немало интересных слов о работе мозга, но ни один из выступавших не дал четкого определения Я, все отождествляли Я с широкими концепциями — такими, как «психика человека» или «личность». Это как будто не имело никакого отношения к нашему ощущению своего Я.

 Некоторые философы, хотя они сами явно не переживали опыта исчезновения границ между субъектом и объектом, отреклись от этой дихотомии концептуально. Так, Сартр считал, что субъект есть не что иное, как один из объектов поля сознания, а потому он «сопоставим с Миром»:

 Это не означает, что все младенцы — мистики. Тем не менее чувство своего Я развивается и крепнет почти с момента рождения. См.: К. Wilber, Sex, Ecology, Spirituality (Boston: Shambhala, 1995), где автор критикует ошибочное отождествление того, что он называет дорациональным, с надрационалъным. Он указывает на то, что у нас нет причин романтизировать духовность ребенка. В самом деле, если дети наследуют Царство Небесное, почему мы должны останавливаться на ребенке? С таким же успехом мы могли бы с завистью смотреть на духовность наших родственников приматов, которые — пока они не заняты прелестями каннибализма, групповых изнасилований и детоубийства, — похожи на самых радостных детей.

 Такой философ, как Хайдеггер, хотя он и печально знаменит тем, что восторгался Гитлером, заслуживает здесь нашего внимания, поскольку это не мешает считать его гигантом мысли Европы. Шопенгауэр, который, несомненно, был великим мыслителем, спустил с лестницы швею, после чего она навсегда осталась калекой (говорят, что философа раздражали звуки ее голоса). Можно вспомнить примеры и других выдающихся философов. Витгенштейн был, несомненно, трудным человеком, к тому же он с энтузиазмом прибегал к телесным наказаниям непослушных маленьких девочек. Это поразительный факт: ни один западный философ не может соперничать с великими философами-мистиками Востока. Кто-то может упомянуть Плотина как мистика, воспитанного в восточной части Запада. Однако сам Плотин признавал, что он лишь иногда на миг соприкасался с той полнотой, о которой все время писал. Члены какой-либо восточной школы созерцания в лучшем случае признали бы, что Плотин с энтузиазмом говорил о цели, к которой следует стремиться.

 Конечно, тезис Даймонда сложнее, но в целом он сводится к неравномерному распределению на планете животных, которых легко одомашнить, и продуктов питания, которые можно целенаправленно выращивать.

  По меньшей мере — книжной. Тем не менее западная философская традиция достаточно бесплодна. Здесь лишь отдельные счастливцы в самый решительный момент своего исследования — скажем, Шеллинг или Руссо, когда тот сидел в лодке на Женевском озере, — могли начать понимать недуалистическую природу сознания, тогда как философы Востока тысячелетиями формулировали свои догадки и опирались на них в своих созерцательных практиках, благодаря чему их опыт можно было воспроизвести и он постоянно проверялся консенсусом.

 Как может догадаться читатель, я многим обязан созерцательным традициям, родившимся в Индии. Эзотерическое учение буддизма (например, направление дзогчен в школе ваджраяны) и индуизма (например, адвайта веданта), а также долгие годы, посвященные различным техникам медитации, во многом определяют мои представления о духовных возможностях человека. Хотя в этих традициях нет цельной концепции природы ума или принципов духовной жизни, они, несомненно, отражают самую настойчивую попытку во всей истории понять эти вещи с помощью интроспекции. Скажем, буддизм глубоко изучил многие вопросы. Нет ни одной другой традиции, которая предлагала бы столько разных методов сделать из своего ума орудие, которое преображает само себя. Внимательный читатель мог заметить, что я сурово критиковал религии, основанные на вере: иудаизм, христианство, ислам и даже индуизм, — но не обрушивал критики на буддизм. Это не случайно. Хотя буддизм тоже укреплял невежество и иногда порождал насилие, это не религия веры или даже вообще не религия в западном смысле слова. Конечно, существуют миллионы буддистов, которые об этом не подозревают — их можно встретить в храмах Юго-Восточной Азии и даже на Западе, где они поклоняются Будде как если бы он был таинственным воплощением Санта-Клауса. Несмотря на такое искажение традиции, эзотерическое учение буддизма дает нам наиболее полную методологию из всех доступных для открытия внутренней свободы сознания, не порабощенного никакими догмами. Не будет преувеличением сказать, что встреча Далай-ламы с представителями христианских церквей, на которой ее участники воздают честь их разным религиозным традициям, подобна встрече физиков Кембриджа с кочевниками пустыни Калахари, участники которой прославляют их различные представления о материальной вселенной. Конечно, тибетский буддизм (как и физики) не свободен от некоторых догм, а кочевники способны понять концепцию атома. Любой человек, знакомый со священными текстами, прекрасно знает, что Библия не дает точных инструкций о духовной жизни, которые содержатся в буддистских текстах. Хотя в буддизме мне многое остается непонятным — и многое кажется неправдоподобным, — интеллектуальная честность требует признать, что как система духовных наставлений он стоит гораздо выше других религий.

 Padmasambhava, Self-liberation through Seeing with Naked Awareness, trans. J. M. Reynolds (New York: Station Hill Press, 1989), 12.

 Падмасамбхава — мистик VIII века, который, как принято считать, принес учение буддизма (а именно — танту и дзогчен) из Индии в Тибет.

 Далее упоминается восемь креветок — очищенных и нарезанных кубиками. Конечно, это символ восьми мирских забот, от которых должен отказаться каждый человек, взыскующий духовной жизни. Это слава и стыд, потеря и приобретение, удовольствие и боль, похвала и критика. Каждую из этих забот следует очистить, то есть лишить своего завораживающего действия, и сделать кубиками, которыми можно вымостить наш духовный путь.

 Недавние научные исследования феноменологии буддистской медитации, где это слово употребляется примерно так же, как у меня, — см. В. A. Wallace, Intersubjectivity in Indo-Tibetan Buddhism, Journal of Consciousness Studies 8, nos. 5—7 (2001): 209—30. См.: также J. H. Austin, Zen and the Brain (Cambridge: MIT Press, 1998); and C. deCharms, Two Views of Mind: Abhidharma and Brain Science (Ithaca, N. Y.: Snow Lion Publications, 1998), где вопрос медитации подробно разбирают ученые, занимающиеся исследованием мозга.

 Думаю, автором этой метафоры был Шри Нисаргадатта Махарадж, но не могу вспомнить, где именно в его многочисленных трудах я ее видел.

 Часто говорят, что таким вещам не научишься из книг. В целом это совершенно справедливо. Я бы добавил, что и занятия с выдающимся специалистом по медитации не обязательно приводят к постижению свободы от дуализма, присущей сознанию. Для этого нужно создать подходящие условия: умелый учитель, который без сомнений указывает на то, что нужно постичь, и ученик, способный в должной мере сконцентрировать ум, чтобы следовать инструкциям учителя и замечать то, что следует заметить. В этом смысле медитация, несомненно, умение, которое мы можем осваивать.

 Постижение природы сознания, лишенного дуализма, не поддается анализу с использованием слов. Когда человек, который знает только свои мысли, стремится все свести к языку, это не удивительно, и философские работы Витгенштейна и его последователей не столь глубоки, чтобы помочь нам лучше понять эту область. Возможно, интуитивную догадку об этом отражает знаменитое изречение Витгенштейна: «То, о чем мы не можем говорить, следует передать молчанию». Но даже если мы не можем говорить о подлинной тайне, мы можем ее постичь.

 Ученые исследуют медитацию уже не один год. См. подробный обзор соответствующих работ: J. Andresen, Meditation Meets Behavioral Medicine: The Story of Experimental Research on Meditation, Journal of Consciousness Studies 7, nos. 11—12 (20(H)): 17—73. В большинстве исследований изучались электроэнцефалограммы и физиологические параметры испытуемых, при этом исследователи не стремились найти изменения деятельности мозга. Большинство исследований, использующих современные методы нейровизуализации, не изучали медитацию с точки зрения ощущения своего Я. См.: А. В. Newberg et al., The Measurement of Regional Cerebral Blood Flow during the Complex Cognitive Task of Meditation: A Preliminary SPECT Study, Psychiatry Research: Neuroimaging Section 106 (2000 and 2001): 113—22, где приводятся результаты однофотонной эмиссионной компьютерной томографии. Я знаю только одну группу ученых, исследовавших медитацию, которая ведет к субъективной утрате чувства Я, предварительный отчет о результатах этих исследований можно найти в следующей книге: D. Goleman, Destructive Emotions: А Scientific Dialogue with the Dalai Lama (New York: Bantam, 2003).

 В статье F. Varela, «Neurophenomenofogy», Journal of Consciousness Studies 3, no. 4 (1996): 330—49, автор утверждает примерно то же самое, говоря о научной ценности «субъективных» данных: «Граница, отделяющая научную строгость от ее отсутствия, пролегает не между отчетами от первого и or третьего лица, скорее ее определяет наличие или отсутствие методологической основы для оценки с помощью консенсуса и знаний разных людей».

 Здесь я хотел бы кратко рассмотреть одно возможное возражение. Кто-то может сказать, что опыт исчезновения дуализма при медитации имеет чисто приватный характер и потому недоступен для независимой верификации. Почему мы должны верить словам тех, кто занимается медитацией? Но представляет ли это для нас проблему?

 Фактически в этом отношении будущее подобно прошлому. Возможно, мы станем свидетелями усовершенствования техник визионерского направления традиционного мистицизма: шаманизма (сибирского или южноамериканского), гностицизма, каббалы, герметизма и его версии эпохи Ренессанса (герметицизма) и других византийских школ, в рамках которых человек всем своим существом стремился к Другому. Но за всеми подобными подходами к духовности стоит жажда эзотерического знания и желание перерыть визионерские пласты психики — в сновидении, в состоянии транса или психоделического экстаза — в поисках священного. Хотя я не сомневаюсь в том, что на всех этих окольных путях нас могут ждать значимые переживания, тот факт, что сознание предопределяет контекст и качество любого визионерского переживания, остается отрезвляющей истиной, которая заставляет сделать вывод, что все подобные экскурсии, по сути, не являются чем-то необходимым. Пиротехника эзотерики не совершенствует сознание — не освобождает его от Я, не делает более непостижимым, трансцендентальным и т. д. ~ и об этом факте свидетельствует опыт созерцателей самых разных школ.

 Предполагает ли мистицизм выход за рамки любых концепций? Этот вопрос остается открытым. Здесь я просто хотел сказать, что мистик отбрасывает все те концепции, которые поддерживают в нас дуалистическое восприятие мира.