В десяти шагах от притаившихся офицеров протопал, громко гогоча, красноармейский патруль. К ним присоединилась какая-то подвыпившая девка. Они остановились и, перемежая речь бранью и жеребячьим смехом, начали, очевидно, договариваться о цене. Первый – деревенский ловелас, ухватил девку за увесистый зад и восхищенно воскликнул:
– Ну до чего же вы, Мусенька, приятная и пышная, так и хочется вас скушать!
– Я не Мусенька, я – Марусенька, – притворно надувшись, отвечала девка.
– А чего бы ей не быть жирной и вкусной, – взъелся второй, – с офицерами царскими тело нагуляла, а красный солдат последние гроши выкладывать должен! Привыкла, блядь, в кабинетах мадеру попивать! Тащи ее, Ванька, на конюшню, будет ей там и кабинет, и мадера, и биде с розовой водой!
Бедная потаскуха пьяно завопила, вырываясь из цепких мужицких рук, но солдаты, не обращая ни малейшего внимания на крики, похохатывая, расторопно поволокли ее, точно демоны грешную душу в ад. Улица снова погрузилась в тишину.
Анатолий Дмитриевич, наблюдавший всю эту отвратительную сцену с каким-то каменным спокойствием, повернулся к корнету:
– А теперь пора, уходим.
– А что с этим? – сочувственно спросил корнет, указывая на силуэт в окне. – Угостим его пулей на прощанье?
– Не стоит, корнет, – Анатолий Дмитриевич решительно тряхнул головой и спрятал браунинг, – встретимся в бою – так честнее.
Обратную дорогу корнет хранил деликатное молчание. Поручик шагал быстро, не оглядываясь, засунув руки в карманы шинели.
– Ради Бога, – не выдержал корнет, – извините за бестактный вопрос, господин поручик, это была она?
– Не знаю, – зло бросил Анатолий Дмитриевич.
– Я понимаю ваши эмоции, – со значением произнес корнет, – я могу представить, что испытываешь в такой момент. Наверное, хочется выхватить нож и засунуть его под ребро продажной шкуре в женском обличий…
– Да, пожалуй, – как-то невнимательно ответил Анатолий Дмитриевич.
Наконец до него дошел смысл сказанного. Он изумленно посмотрел на корнета и рассмеялся:
– Дорогой мой, да вы рассуждаете как завзятый каторжник. – Он помрачнел. – Оставим эту тему. Наверное, я должен извиниться перед вами – я подверг вас неоправданному риску, и самогона мы не достали.
– Помилуйте, господин поручик, – с горячностью сказал корнет, – я с огромной радостью….
«Бред, полный бред, – думал Анатолий Дмитриевич. – Все ненастоящее, чужое: слова, поступки, даже вещи», – он брезгливо вытащил из кармана явно бандитский нож и зашвырнул подальше.
Их уже разыскивал эскадронный ординарец, молоденький хорунжий лет восемнадцати.