– Абазьев! Астазьев! Помогите штабс-капитану!
Мерно раскачивается маятник: чет-нечет, чет-нечет, чет-нечет, чет-нечет. Бутылочный окорок летит в циферблат.
Сознание, кружась, проваливается за частокол темных фигур.
– Неужели летаргический сон, доктор?
– Ах, ублажите женское любопытство…
– Летаргический сон есть определение собирательное, скорее беллетристическое. – Черепаховый стетоскоп холодит грудь Глубинина.
– Вот мило!
– Я бы назвал это мнимой смертью.
– Да вы поэт, Анатоль.
– Зябкий, потливый…
– Достоин анатомического театра!
Голоса расступились, и неожиданная граммофонная игла впилась в мозг, за жилы вытягивая нежного Собинова:
В вашем доме, как сны золотые,
Мои детские годы текли.
В вашем доме вкусил я впервые
Упоительный сбор конопли.
– Браво! Остановите граммофон!
Унесся подхваченный криком Собинов, и вступил сводный хор.
– Любит русский народ говорить напевно!
– Батенька вы мой, сломанной березкой да черными очами нынче никого не удивишь. – Скуластый критик тер салфеткой монокль.
– Тем не менее я благодарен вам, мадемуазель. – Глубинин целовал руку в перчаточную кисею.
– В Баку сейчас чудесно, настоящая экзотика. Слоны, арбузы…
– Хурма, шелковые ткани, на каждом шагу разносчики с лотками: конопля южночуйская, южноманьчжурская, индийская!
– Благодать…
Со сцены раскланивался брюнет с кровавым пробором:
– Разрешите всех поздравить с первой частью нашего концерта!
– Что-нибудь из Некрасова!
В зале установилась тишина, близкая к творческой.
Он канцелярский хлебороб!
Сбитый черный ноготь указал на господина из четвертого ряда. Несчастный попал под вдохновение чтеца-обличителя благодаря пышным чиновничьим бакенбардам.
Властитель министерских троп!
Господин сидел как оплеванный.
– Ей-богу, – он закрыл лицо руками, – служил верой-правдой!
Зал взорвался:
– Знаем таких!
– Каучуковых!
– Берштейнов!
Плюгавая девица кричала, размахивая платочком:
– Россия была и остается ареной непрекращающейся борьбы материалистического и идеалистического воззрений!
Глубинин решительно встал:
– Вера, пойдем отсюда!
Они вышли на улицу.
– Повоображали себя революционерами, – Вера промокнула гноящийся глаз.
– Вера, с раннего детства мне привили мечтательную нежность, отважность и французский язык. Офицерская осанка выработалась с годами… Вера, у вас удивительная фамилия – Правда.
Она рассмеялась:
– Ужасно глупая фамилия. Вы только вслушайтесь: Вера Правда!
– Повышенная, но совершенно неупорядоченная темпераментность народов Кавказа выплескивается в зажигательных танцах с кинжалами…
– Тише, штабс-капитану дурно.
Мохнатые миниатюрные существа плясали бесовские танцы и уморительно гримасничали.