Он покачал головой, чувствуя отвращение.
— Эбби, на тебя сегодня напали. Не переживай за меня.
— Трудно этого не делать, когда твой глаз опух до такой степени, что не открывается. — сказала я, кладя его футболку на свои колени.
Его челюсть напряглась.
— Этого бы не случилось, если бы я позволил тебе остаться с Паркером. Но я знал, что если я тебя попрошу, ты пойдешь. Я хотел показать ему, что ты все еще моя — и вот, тебе причинили боль.
Эти слова застали меня врасплох, будто я его неправильно услышала.
— Так ты поэтому попросил меня прийти сегодня вечером? Хотел доказать что-то Паркеру?
— Частично, — сказал он, мучаясь угрызениями совести.
Я побледнела. Впервые с тех пор, как мы встретились, Тревис обманул меня. Я пошла вместе с ним в Хеллертон, думая, что нужна ему, что, несмотря на обстоятельства, мы вернулись к тому, на чем остановились. А я была ничем иным, как гидрантом; он пометил свою территорию, а я позволила ему это сделать.
Мои глаза наполнились слезами.
— Убирайся.
— Пташа, — сказал он, сделав шаг ко мне.
— Пошел ВОН! — сказала я, хватая стакан с тумбочки и бросая в него. Он уклонился, и тот разбился об стену на сотни крошечных, блестящих осколков. — Я ненавижу тебя!
Тревис тяжело вздохнул, как будто из него выбили весь воздух, и оставил меня в покое с болезненным выражением лица.
Я скинула с себя одежду и натянула футболку. Звук, который вырвался из горла, удивил меня. Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз бесконтрольно ревела. Ни прошло и минуты, как Америка ворвалась в комнату.
Она залезла на кровать и обняла меня. Подруга не задавала вопросов и не пыталась меня утешить, она только обнимала меня, пока от моих слез насквозь промокала наволочка.
Глава 20. Последний танец
Едва солнце вышло из-за горизонта, мы с Америкой тихо уехали из квартиры. Мы не разговаривали по пути в Морган Холл, и я была рада тишине. Я не хотела ни говорить, ни думать, а лишь заблокировать воспоминания последних 12 часов. Я чувствовала тяжесть и боль по всему телу, будто бы попала в аварию. Когда мы вошли в комнату, я увидела, что кровать Кары была заправлена.
— Могу я позаимствовать твой утюжок для волос? — спросила Америка.
— Мер, я в порядке. Иди на занятия.
— Ты не в порядке. Я не хочу оставлять тебя одну сейчас.
— Зато это все, чего я сейчас хочу.
Она открыла рот, чтобы начать спорить, но вздохнула. Я не изменю своего решения.
— Я вернусь после занятий, проверить как ты. Отдыхай.
Я кивнула, закрывая за ней дверь. Кровать подо мной заскрипела, когда я на нее упала в приступе гнева. Все это время я верила, что важна Тревису; что нужна ему. Но в тот момент, я чувствовала себя блестящей новой игрушкой, как сказал Паркер. Он хотел доказать, что я все еще была его. Его.