Капитан пытался, угрозами повлиять на нас: «Если вы бросите работу, я запущу в вас гарпуном!» В эту минуту с кормы раздался крик: «Полундра»[6]! Из-за насосов, мы не могли ничего видеть, но слышали рокот набегающей волны. Она с такой силой обрушилась на палубу, что шесть матросов, работавших у насосов, были подняты на воздух. Двое тотчас полетели за борт, один был прижат к вантам, потерял руку и был снесен в море. Одному размозжило череп, а тело другого с раздробленными костями перекатывалось взад и вперед по палубе. Несчастье не миновало и меня. Волна вклинила меня между сорвавшейся мачтой и маховым колесом насоса. Нога была сдавлена так, что кость переломилась. Выкачивать воду больше было некому. Судно трепало из стороны в сторону. Вода бурлила около меня, но заклиненная нога не позволяла встать. Я рисковал утонуть тут же, на палубе.
При помощи ломов матросы сдвинули упавшую мачту, освободили меня и перенесли в каюту капитана. Разрезав мой сапог и осмотрев ногу, капитан спокойно сказал: «Мы потеряли уже семь человек, больше мы не можем терять. Плотник, смотри теперь в оба». Он старательно обвязал мою ногу концом троса, провел другой его конец в блок, укрепил его в выдвижном ящике буфета и заставил штурмана и плотника осторожно тянуть за конец. Как опытный мастер, капитан наблюдал за процедурой и командовал: «Нажми сильнее! Еще немного... Еще разок... Вот так! Пожалуй, нога вправлена теперь на место». Боль была адская, по, благодаря этому «морскому хирургическому приёму», удалось избежать неправильного сращивания кости. «Теперь все в порядке, ― заключил капитан, ― плотник, выдолби сердцевину дерева, смерь икру и заложи ее в лубки». Два выдолбленных лубка, скрепленных винтами, отлично держали мне ногу. Я мог стоять и двигаться, не испытывая особой боли, так как точка опоры ноги была перенесена кверху.
Между тем, положение судна становилось все безнадежнее. Ничего не оставалось делать другого, как сесть в шлюпки. Одна шлюпка пошла со штурманом, другая с капитаном. Каждая шлюпка сбрасывалась за борт на длинных тросах, при чем в море выливали в это время масло, чтобы утишить волнение. Матросы обвязывались концом, прыгали в воду и доплывали до шлюпки. Следующие, держась за тот же конец, плыли им вслед. Когда все пересели в шлюпки, мы отвалили от судна и только табанили[7] вёслами, чтобы удержаться против волны. О том, чтобы грести вперед, ― нельзя было и думать. Приходилось табанить веслами день и ночь, пока продолжался шторм, так как иначе шлюпку перевернуло бы.