— Думаю, да, — улыбнулась Никола.
— Отлично! Тогда на время забудем об этом. — И Торелли сделала вид, будто отряхивает со своих сильных, подвижных рук незначительные дела племянницы. — А теперь, возможно, ты сможешь подумать и обо мне. Я так давно не выступала в «Ковент-Гарден», что для меня это поистине возвращение. А возвращение намного труднее дебюта. Мне понадобится поддержка окружающих. Надеюсь, я смогу рассчитывать на тебя?
— Конечно! — с сожалением воскликнула Никола. — Простите, я думала только о себе. Просто…
— Знаю, милая, знаю. Не повторяй мне больше про Брайана Кавердейла. Я не вынесу упоминания о нем, пока не поем. И не извиняйся. Меня раздражает, когда люди слишком принижают себя.
Николе пришлось сделать усилие, чтобы опять стать собой. Она по-прежнему переживала по поводу сказанного Оскаром Уоррендером, но ей на время удалось отодвинуть эти мысли на задний план. В течение следующих двух дней все в их с тетей жизни было подчинено подготовке к возвращению в «Ковент-Гарден». Это был настоящий вызов, брошенный мастерству Торелли. Она должна защитить свой статус актрисы, театральной исполнительницы и певицы. Хотя репетиция прошла превосходно, это не гарантировало столь же потрясающего успеха первого представления.
— Я видела множество хороших репетиций, за которыми следовал провал, — мрачно заметила Торелли.
— Но не в том случае, когда они были основаны на безупречной технике и прекрасном знании сцены, — твердо ответила Никола.
Ответ был тут же принят, и тетя улыбнулась. Однако через несколько минут она заметила:
— Любой может простудиться в одно мгновение.
— К счастью, у вас даже нет намеков на это, — подбодрила ее Никола. — Хватит изводить себя из-за пустяков.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь! — сердито вскричала Торелли. — Только настоящий художник может понять, что я сейчас испытываю. А ты всего лишь глупая и болтливая девчонка, которая…
Но когда она уже была готова серьезно поссориться с племянницей, зазвонил телефон, и Николе сообщили, что звонит дядя.
— Питер? — Торелли выхватила у нее из рук трубку и разразилась красноречивой смесью английского и итальянского.
Никола направилась к двери, но на минуту помедлила, пораженная быстро сменяющими друг друга гримасами тети. Она преображалась то в романтичную девочку, то в раздраженную и жалующуюся женщину средних лет.
«Она его любит, — подумала Никола, выходя из комнаты. — По-настоящему любит». Это открытие тронуло и удивило ее.
Позднее, когда Торелли зашла в комнатку к Николе, стало ясно, что разговор успокоил и порадовал ее.