— Ты совсем не похожа на Питера, — наконец сказала она.
— Я скорее пошла в мать, — призналась Никола.
— Ах да. Очаровательная, но не слишком умная, как говорил Питер. Однако все мы разные, — снисходительно заметила Торелли. — Значит, ты хочешь быть моей секретаршей?
— С удовольствием! — воскликнула Никола и сама удивилась себе. — Если вы считаете, что я подойду.
— Агентство хорошо о тебе отзывается. Однако, думаю, ни одно агентство не станет дурно говорить о своих работниках. Но ты написала мне приятное письмо, у тебя милый голос, и ты очень красива. Все это важно. Ты что-нибудь знаешь о музыке?
— Я могу читать по нотам и обожаю ходить на концерты и в оперу.
— Этого достаточно. Ты сама играешь или поешь?
— Боюсь, что нет.
— Не извиняйся. Тогда бы я тебя не взяла. Настоящему профессионалу невыносимо присутствие напыщенного любителя. Это всегда какой-нибудь хорист с пронзительным голосом, который только и мечтает, как бы рассказать о недостатках Карузо.
Никола рассмеялась. Сперва мадам Торелли с удивлением посмотрела на нее, но потом засмеялась сама. У нее был настолько глубокий и красивый смех, что Никола была поражена.
— Забавно, — согласилась Торелли, — хотя и ужасно раздражает. — Когда она говорила это, в ее голосе появились угрожающие нотки, и Никола мгновенно представила себе эту женщину в гневе. — Когда ты можешь приступить?
— Завтра, если хотите.
— Отлично. Ты владеешь какими-нибудь языками?
— Довольно прилично французским и поверхностно итальянским и немецким. Хотя не уверена, что смогу вести переписку на двух последних, — прибавила Никола.
— Не важно. Большинство моих писем на английском.
— Вы прекрасно говорите, — искренне сказала Никола.
— А почему бы и нет? Я наполовину англичанка и родилась здесь.
— Неужели? Но я читала, что вы родились недалеко от Флоренции, в маленьком коттедже на берегах Арно.
— Ничего подобного! — произнесла Джина Торелли и глазом не моргнув. — Если быть точной, я появилась на свет близ Кэмдена, в большом поселении в конце Юстон-роуд.
— Но эта статья в журнале была так убедительна…
— Да, конечно. Этот миф на удивление живуч. Я сама его изобрела для одной американской журналистки.
— Правда? — Никола рассмеялась так заразительно, что и тетя невольно присоединилась к ней.
— Ты красиво смеешься, — заметила она со знанием дела.
— Но вы смеетесь еще лучше! Словно, ну не знаю, струна органа или что-то в этом роде.
— Милая моя! Думаю, мы поладим.
Так и произошло. В течение следующих нескольких недель Никола иногда поражалась, но чаще всего находилась под волшебным воздействием обаяния женщины, вошедшей в ее жизнь. Она обнаружила, что в своем стремлении к совершенству Джина Торелли могла быть грубой, эгоистичной, упрямой и совершенно невыносимой. Ничто, как она считала, не могло стоять на пути искусства. И если для их достижения она кого-нибудь обижала, ранила, делала своим врагом или даже губила, ей это было совершенно безразлично. В целом пресса ее недолюбливала, критики восхищались ею, коллеги уважали, а публика обожала. Она вызывала ненависть и страстное поклонение. И меньше чем через неделю ее племянница присоединилась к кругу самых пылких поклонников ее таланта. Никола не должна была признаваться в том, что она племянница великой певицы. С самого начала Торелли ясно дала ей это понять.