— Ни при каких обстоятельствах не называй меня тетей, — заявила она в первое же утро. — Ты будешь называть меня мадам, а позже, когда мы ближе узнаем друг друга, просто Джиной. Но никогда «тетей», а еще хуже «тетушкой».
— Как скажете, — согласилась Никола, скрывая изумление.
— О, очень странное обращение для примадонны, — объяснила мадам Торелли. — Можно быть женой, сестрой, любовницей и даже матерью при некоторых обстоятельствах. Но никогда тетушкой.
— Но почему нет? Это совершенно милые, ни к чему не обязывающие отношения.
— Возможно, поэтому они и не подходят для оперной дивы, — твердо ответила Торелли.
Никола согласилась. Тогда она согласилась бы со всем, что сказала Джина Торелли. Она была очарована, как жизнь этой женщины подчинялась единой цели, была ослеплена блеском, всегда сопровождающим великих представителей сцены, а время от времени ее трогала почти детская наивность, так контрастировавшая с обычным обликом мадам Торелли. Наивность, которая делала ее особенно уязвимой, несмотря на то что, Николе было прекрасно известно, как Джина может сметать все препятствия на своем пути.
Впервые Никола увидела свою тетю в гневе, когда ее управляющий, Дермот Дин, низкорослый, пухлый, энергичный человечек с несравненным чутьем на вкусы публики, должен был сообщить ей, что ее любимый дирижер Оскар Уоррендер не будет присутствовать на первом концерте в Фестивал-Холле.
— Конечно, он будет на твоих выступлениях в «Ковент-Гарден», но только не на этом концерте, — объяснил Дин.
— Ты должен его заставить, — холодно ответила Джина Торелли.
— Невозможно, дорогая. Он будет в Южной Америке.
— Тогда ты должен привезти его оттуда.
— Боюсь, этого сделать нельзя.
— Тогда я не буду петь.
— Чушь, Джина… — Дин знал ее много лет, — контракт уже подписан и…
— Я НЕ БУДУ ПЕТЬ! — резко повторила Торелли. — Это окончательно. Оскар должен быть здесь. Прошли годы с тех пор, как я выступала в этой стране. Мне нужна поддержка величайшего из дирижеров. В конце концов, я великая певица.
— Джина, все очень просто, — терпеливо разъяснял Дермот Дин. — По контракту ты должна петь в Лондоне. А он по контракту в тот же вечер должен быть в Буэнос-Айресе!
— Буэнос-Айрес! — с презрением воскликнула Джина, словно речь шла о каком-то захудалом поселении в Конго. — Что может предложить Буэнос-Айрес, когда Оскар мог бы выступать со мной в Лондоне?
После этого разразилась буря. Никола никогда не слышала, чтобы человек говорил так много и с такой скоростью. Даже в ярости Торелли произносила слова совершенно четко и ясно. Это был словно безумный шквал тропического ливня, и Никола съежилась от холода. Даже Дермот Дин несколько оторопел перед смесью английского с итальянским с редкими включениями оскорбительных французских выражений. Однако он стоял на своем. И когда буря утихла и только молнии сверкали в этих прекрасных темных глазах, он мирно произнес: