Цветы-кристаллы медленно тают, смываемые раствором. Сидя в цистерне, как в маленькой модели мира, я помню, что это не навсегда.
Может быть, я люблю свою работу за эту вот эфемерность?
Не знаю.
* * *
Когда я возвращаюсь с работы, уже под утро, поперек входной двери натянута невидимая режущая проволока, а давешняя девушка сидит в кустах с активатором наготове.
Я устал.
Вытаскиваю девушку из кустов, отбираю активатор, уничтожаю проволоку. Тащу визитершу на второй этаж и сгружаю у себя в квартире прямо на пол.
Пленница отползает в угол и оттуда смотрит, как умирающий фламинго. Я иду в ванную и мою руки; когда возвращаюсь, девушка уже стоит на подоконнике и табуретом пытается высадить непробиваемое стекло. (Мой сосед щепетилен. Его люди поставили мне точно такие же окна, какими они были до утреннего визита пятнистых головорезов.) При виде меня девушка бросает табуретом, и довольно метко. Я уклоняюсь.
— Вы меня убьете? — спрашивает она сверху, с подоконника.
— Милая девушка, — говорю я, усаживаясь в кресло. — Если бы я убивал всех охотников за моей головой, население этого города заметно сократилось бы.
— А что вы со мной сделаете? — спрашивает она уже менее уверенно.
— А чего бы вы хотели? — любезно отзываюсь я.
Она пугается почему-то даже сильнее, чем тогда, когда я вытаскивал ее из кустов. Пытается открыть окно, но инженерное решение рамы этого не предусматривает.
— Как вас зовут? — спрашиваю я сурово.
Она легко соскакивает с подоконника и пытается прорваться к двери. Мне приходится встать.
— Как вас зовут? — спрашиваю я, опуская ее на потертый ковер. (У ножки дивана вижу стреляную гильзу. Уборщица могла бы работать и тщательнее.)
— Ада, — говорит она, на секунду перестав вырываться.
— Скажите, Ада, вам не стыдно?
Она не понимает вопроса.
— Хорошо… Вам меня не жаль? Убивать?
— Жаль, — врет она. — Но у меня нет другого выхода.
Я отпускаю ее и возвращаюсь в свое кресло. Она остается сидеть на полу.
— И какого же такого выхода у вас нет?
— Мне нужны деньги, — говорит она просто. — Очень нужны.
— Да, но ведь и мне нужна моя голова!
— Значит, я проиграла, — говорит она, помолчав. — Меня предупреждали, что это будет сложно…
Я хмыкаю. «Сложно».
— Ада, я вас чем-нибудь обидел? Я ваш враг? Вы желаете моей смерти?
— Нет, — говорит она на этот раз искренне. — Но раз за вашу голову дают такие деньжищи — я должна была хоть попытаться!
— Но ведь это безнравственно, — говорю я, не надеясь на понимание. — Убить человека за деньги!
— Может быть, — говорит она тихо. — Но только меня ведь тоже скоро убьют за деньги. Тут, понимаете, такое дело — либо я вас убью, либо они меня. Только я вас, скорее всего, уже не убью…