Звучит как логопедическая скороговорка для ребенка, не выговаривающего шипящие звуки: «Жанна жалуется на жизнь». Однако ничего не поделаешь, мою подругу зовут Жанна, и она всегда любила плакаться.
Например, когда учились в школе, Жанна сокрушалась:
— Мне мама купила чудный джинсовый костюмчик, а папа не разрешает ходить в нем в школу, чтобы не выделяться и чтобы другие ребята не завидовали. Оля, разве мне завидовали бы?
Еще как! Родители Жанны могли себе позволить баловать единственную дочь, а большинство наших одноклассников были из семей весьма скромного достатка. Про свой восхитительный рюкзак Жанна говорила, что цвет его нахально яркий. Про новые сапожки — что каблук маловат; про изумительную курточку — что молнии на карманах без брелоков, про дивный браслетик — что из золота низкой пробы. И так до бесконечности. Жаннины сетования диктовались не стремлением сгладить разницу между нею, богатой, и нами, бедными. До подобных высот благородства девочка Жанна не поднималась. Все по поговорке: кому суп жидок, а кому жемчуг мелок. И еще вопрос, кто сильнее плачет: нищий над последней краюхой хлеба или миллионер над недостатком злата. Бесятся с жиру нисколько не слабее, чем с голода.
Тем не менее в детстве я Жанну очень любила, и дружили мы взахлеб. Наверное, потому, что признавали и принимали особость друг друга: Жанна — капризная баловница с задатками ленивой аристократки, Оля — всезнайка с веселым быстрым умом. Премьерство Жанны разбивалось о мою насмешливость, улеты моего воображения тонули в Жаннином практицизме, и мы были счастливы. Кстати, Жанна всегда признавала, что я красивее. А ведь для девочки признать чье-то превосходство во внешнем виде — настоящий подвиг.
— Ты очень красивая, — говорила Жанна, — а я потрясающе симпатичная.
Проникновенная девичья дружба с первого по последний класс — это подарок судьбы. От глупых сказок-страшилок до возбужденных разговоров «про это», от кукол до сворованной у мамы косметики, от возмущенного неприятия мальчишек-дураков до панического желания им нравиться. С близкой подружкой можно обсуждать то, о чем не заикнешься в разговоре с мамой или с бабушкой, с сестрой или с другой девчонкой. Я совершенно убеждена, что для психического становления здоровой женщины тесная дружба со сверстницей необходима почти так же, как наставления умной мамы.
После школы, поступив в разные институты, мы с Жанной хоть и не тесно, но дружили. Без ежедневных встреч или многочасовой болтовни по телефону, без нетерпения: «надо обязательно подруге рассказать!», без оголтелого сопереживания и взаимного интереса, но все-таки дружили. Мощные канаты, которые нас связывали, постепенно истончались, однако мы продолжали называться близкими подругами. Канаты превратились в веревки, в шпагаты, в тонкие нити, а потом от них остались лишь воспоминания. Когда Жанна вышла замуж. Инициатором тихого затухания дружбы была я, а дело заключалось в супруге Жанны.